«Это катастрофа»,— так охарактеризовала газета The Wall Street Journal ситуацию с нефтяным экспортом Венесуэлы. Ситуация обострилась после введения санкций США в отношении государственной нефтегазовой компании Венесуэлы PDVSA. По данным издания, в стране добывается менее 1 млн баррелей нефти в день. По сравнению с декабрем спад составил 10%. Правительству Николаса Мадуро все труднее найти покупателей нефти, продажа которой составляет единственный реальный источник дохода. Вместо поставок на внешние рынки сырье поступает во внутренние хранилища. На этом фоне цена нефти на бирже растет. Ведущий «Коммерсантъ FM» Петр Косенко обсудил ситуацию с экономическим обозревателем Олегом Богдановым.
Фото: Isaac Urrutia, Reuters
— Действительно ли санкции Вашингтона против официального Каракаса могут привести к блокировке нефтяного экспорта из Венесуэлы и, соответственно, лишить Мадуро реальных источников дохода?
— Пока обстановка говорит о том, что ситуация развивается спокойно. The Wall Street Journal пишет о каком-то гигантском скоплении танкеров и невозможности трафика нефти из Венесуэлы. Я вот посмотрел трафик танкеров, и ничего катастрофического там не наблюдается. Вот около 20 танкеров находятся в Венесуэле возле НПЗ Amuay, где находятся нефтеналивные терминалы. Для сравнения в Техасе случается, что скапливаются сотни танкеров. То есть это обычная ситуация.
— Но ведь несопоставимы объемы производства нефти.
— В Америку нефть поставляют в основном танкеры. Кстати, в основном мексиканские, приписка порта мексиканская. Но даже не в этом дело. Если говорить о рынке, то там главное, так сказать, справедливое отражение ситуации, а она заключается в том, что американцы-то не запретили им нефть поставлять на свои нефтеперерабатывающие заводы. Они сказали — пусть поставляют, только после реализации финансовые средства не будут в Венесуэлу обратно возвращаться. Вот в этом проблема.
Естественно, сразу же нефтяные потоки переориентировались на другие регионы.
Это очень четко отразилось на фьючерсном рынке. То есть мы увидели, что WTI, американская нефть подросла на $2, а Brent упал. И спред, который был на протяжении уже долгого времени в районе $10 между американским фьючерсом WTI и Brent, сейчас сократился до $6, то есть венесуэльская нефть поступает куда-то в Азию, возможно, в Мексику они перепродают, потом обратно в Соединенные Штаты.
Но понятно, что логистика изменилась, маршруты изменились, усложнилось естественное финансирование, то есть продажи венесуэльской нефти. Но я не думаю, что можно употреблять к тому, что происходит, слово «катастрофа».
— Катастрофа наступит, видимо, если Соединенные Штаты установят физическую блокаду, то есть не будут пускать элементарно танкеры в страну.
— Да, если там какие-то военные корабли будут не пускать танкеры, то я не знаю, чем это все закончится.
— А ведь не исключен такой сценарий. Судя по риторике Дональда Трампа, он всерьез, видимо, решил свалить режим Николаса Мадуро. Если этот сценарий будет реализован, как это повлияет на нефтяные рынки?
— Однозначно вырастут котировки, потому что, если мы увидим еще минус 1 млн баррелей на мировом рынке венесуэльской нефти, то, конечно, в моменте цена может подскочить на 5-6%, может быть, даже на 10%. Но у Венесуэлы друзья, я так понимаю, еще есть, есть союзники кое-какие. Куба, например.
— Но готовы ли союзники снимать блокаду?
— Сомневаюсь, что кто-то может пойти на прямую конфронтацию с Соединенными Штатами. Не знаю, чем это все закончится, потому что военно-политический, военно-стратегический аспект — не сфера моего анализа. Но вот на нефти такой сценарий отразится очень серьезно, это точно.
— Похожая ситуация складывается ведь не впервые.
— Да, так же было с Ираном. Любые подобные вещи, конечно, очень серьезно отразятся на котировках, там подскочит цена WTI, Brent тоже вырастет, спред сократится. Нефтяной рынок не любит такие вещи, это точно.
— Россия оказывается в некоем смысле в противоречивой ситуации: с одной стороны есть союзник в лице Мадуро, которому нужно помогать, в том числе в части реализации нефти. С другой — России ведь выгоден рост цен на энергоносители на международных рынках.
— Каким-то отдельным компаниям выгоден. Они получают от этого определенное преимущество, но в целом в стране комфортная ситуация при $60 за баррель, а сейчас $62-68. Вот в чем точно не заинтересована Россия, так это в резких колебаниях и скачках. Нужна прогнозируемая, стабильная ситуация. А мы как население Российской Федерации живем при $40, это надо помнить. Поэтому что $60, что $70 за баррель не особо нам важно. Я имею в виду бюджетное правило, которое существует, потому что отсечка идет от $40 за баррель.
— А что касается перспектив цен на бензин, на топливо на внутреннем рынке?
— Это зависит от нефтяных компаний, которые ориентируются, конечно, на курсовую динамику, на бензин. Тут немножко другая ситуация. Как раз из-за бюджетного правила — чем выше нефть, тем ниже рубль. Вот парадокс какой. Потому что объемы покупки Минфина будут увеличиваться, плюс есть накопленный 1 трлн руб., который они должны реализовывать. Это мы наблюдали в прошлом году, когда была нефть за $70, и рубль подошел к отметке 70, и даже в моменте перевалил за 70. Потом остановили исполнение бюджетного правила, но сейчас оно реализуется. Плюс с февраля реализуются накопленные рублевые средства на внутреннем валютном рынке. Поэтому это неизбежно будет отражаться. Нам бы, как гражданам, лучше стабильная ситуация.