Энки Билал «Никополь»
Фото: Zangavar
Энки Билал, французский художник, автор комиксов и режиссер югославского происхождения, относительно известен в России только благодаря фантастическому фильму «Бессмертные» 2004 года. Это экранизация его собственной главной книги, масштабной трилогии «Никополь». Если в фильме сюжет все же несколько сглажен, приведен к нормам блокбастера, то оригинал — вещь по-настоящему диковинная.
2023 год. Париж представляет собой неофашистскую диктатуру под управлением изнеженных патрициев-геев с раскрашенными лицами. После ядерных и биологических войн человечество раздирают всевозможные мутации и болезни, а также десятки войн, вспыхивающих по самым ничтожными поводам. Земля забита инопланетными мигрантами. Важную роль в политике играют коты-телепаты. На Эйфелевой башне сидят огромные слизняки. Где-то копошится жалкое коммунистическое подполье. Помимо прочего над Парижем летает пирамида. В ней заседают египетские боги, впервые за тысячелетия решившие вступить в контакт со своими созданиями. От парижан им нужно всего-навсего немного топлива для пирамиды. Однако один из них — Гор, полубезумный бог с головой сокола,— решает все же спуститься на землю и принять активное участие в местных делах.
Одновременно с пирамидой в небе над Парижем появляется неопознанный спутник. Власти сбивают его, и оттуда куда-то в трущобы сваливается замороженный человек. Это Алкид Никополь, анархист-дезертир, тридцать лет назад отправленный в космическое изгнание. Именно его тело бог-самодур избирает сосудом для осуществления своих планов. Дальше вершатся заговоры, падают режимы, завязываются межвидовые романы, рождаются монстры. Главный герой, революционер-шизофреник, безвольный полубог, переворачивает с ног на голову и без того обезумевшую земную историю.
«Ярмарка бессмертных», первый том трилогии, вышла в 1980 году, и время создания здесь безошибочно узнается. И в своей эстетике, и в манере повествования «Никополь» — это киберпанк. Вместо компьютеров, сетей, зловещей власти новых технологий тут — провидение, телепатия, архаика, произвол богов. Только боги эти у Билала мало отличаются от сломавшихся компьютеров. Они — такие же бездушные, вышедшие из-под контроля машины, возникшие, чтобы упорядочивать мир людей, но вместо того несущие ему хаос.
Самое обаятельное в «Никополе» даже не бесконечные эксцентрические выдумки, а именно узнаваемая параноидальная печаль, свойственная фантастическим текстам 1980-х: нельзя верить ни своим, ни чужим, ни даже себе самому. Историей движет какая-то неприятная нечеловеческая сила. Единственный выход — слиться с ней, стать богом и роботом, а затем раствориться в апокалиптическом пейзаже. Прелесть трилогии Билала в том, что знакомая мелодия здесь выпевается с отчетливо французской интонацией: с цитатами из Бодлера, с хорошо ощутимым двухвековым опытом меланхолического презрения к любым спецэффектам современности во всем их шокирующем многообразии.
Издательство Zangavar Cobalt
Перевод Михаил Хачатуров
Уилл Сторр «Селфи»
Фото: Индивидуум
Книга британского журналиста Уилла Сторра на самом деле не о селфи. Фотографии в соцсетях — лишь крохотная часть обсуждаемых тут вещей (в этом смысле русский перевод названия волей-неволей сбивает с толку). Она о корне этого феномена — self,— о том, какое место в нашем мире занимает «я». Сторр начинает с вопроса: почему так много успешных людей кончают с собой? Что за сила делает для них жизнь невозможной? Этот демон — идеальный образ самого себя — могущественного и совершенного господина собственной жизни. Но как возник этот фетиш, почему он получил над нами такую большую власть?
Вопрос этот не то чтобы очень оригинальный. В качестве зачина книги он выглядит довольно странно. Дело в том, что Сторр — именно журналист, репортер. Известность ему принесли статьи о воюющем Судане, работе наркокартелей, жизни аборигенов Австралии. На хорошо обжитую гуманитарными и естественными науками территорию он входит так же — как на новую, малознакомую землю. Любопытному читателю нужно представить ее во всей странности, исследовать вместе с ним. Поэтому первая треть его массивной книги представляет собой наивное, иногда до нелепости, путешествие по общим местам антропологии, социологии, психоанализа и когнитивной биологии.
Затем начинается собственно журналистская часть, и она гораздо более увлекательная. Историю воспитания креативной души, распространения культа подлинного «я», уникальной сильной и творческой личности Сторр расследует так, будто речь идет об опасном наркотике или разрушительной террористической идее — передающейся от одной секты к другой, проникающей во властные структуры и корпорации, опутывающей весь мир невидимой сетью. Этот параноидальный жанр выходит у него мастерски.
Среди его героев — создавшие почти тоталитарный культ гедонистической свободы изобретатели гештальт-терапии Фриц Перлз и Уилл Шутц; разумеется — Айн Рэнд и ее поклонники, из маленькой эксцентричной компании превратившиеся в могущественную секту, изменившую мировую экономику; пионеры кремниевой долины, подарившие нам персональные компьютеры и смартфоны и превратившие каждого в маленького божка. Сторр исследует историю, копается в документах в поисках шокирующих сведений об адептах свободы, ставит на себе опыты — один из самых тревожных эпизодов посвящен посещению автором закрытых курсов аутотренинга.
Вывод лежит на поверхности: подлинное «я» — опасная иллюзия, саморазвитие — обратная сторона самоуничтожения, единственный выход — принять себя таким, какой ты есть, расколотым и несовершенным. Впрочем, его очевидность не делает те истории, которые рассказывает Сторр, менее любопытными.
Издательство Индивидуум
Перевод Максим Леонович