Новый документальный фильм об иконе нью-йоркской «новой волны» — «Баския: Взрыв реальности» Сары Драйвер — Beat Film Festival выпустил в российский прокат на короткий срок. Кира Долинина считает, что, несмотря на то что это далеко не первый фильм о Баския, его стоит посмотреть.
Фильм о Жан-Мишеле Баския рассказывает о Нью-Йорке 1980-х больше, чем многие документальные хроники
Фото: Hells Kitten Productions
Для людей, озвучивших этот фильм своими воспоминаниями о юности Жан-Мишеля Баския, его подруг, приятелей, вместе тусовавшихся писателей, музыкантов, актеров, режиссеров, в том числе мужа автора фильма Сары Драйвер, великого Джима Джармуша, нет никакого смысла в отстаивании важнейшего места в истории искусства, которое художник занял. Для них это очевидно. Тем более он сам им об этом сказал, когда, правда, еще даже рисовать-то толком не начал, но сказал с такой убедительностью, что сомнений и быть не могло. «Я буду великим художником»,— утверждал 17-летний черный подросток, за спиной которого была и частная школа, и автокатастрофа, и развод родителей, и сумасшествие матери, и жизнь на улице, и арест, и побег от отца. До продажи его первой картины оставалось еще 3 года, до смерти — 10 лет, до того, как был побит рекорд самой дорогой американской картины (в 2017 году его работа 1982 года была продана японскому бизнесмену на аукционе в Нью-Йорке за $110,5 млн),— 40 лет.
Правда, в фильме почти ничего из вышеперечисленного нет. Это не биография, не искусствоведческий проект, не разговор о вундеркинде и его тяжелой доле. Этот фильм о времени и месте, плоть от плоти которых и был Баския. Минимум биографических фактов, максимум документальных кадров. Голоса и музыки самого Баския тут нет, есть говорящие головы (тела, интерьеры, наряды) друзей и свидетелей и музыка 1970-х. И есть лицо главного героя, которое от кадра к кадру завораживает все больше. Ритм появления кадров с Баския в фильме таков, что, когда примерно на 50-й минуте легендарный дизайнер и кинохудожник по костюмам Патрисия Филд с красными волосами и заплетенными в узел ногами прокуренным хриплым голосом говорит: «Он был ангелом», веришь на слово. Мальчик, которого все время вылавливает из толпы камера, на первый взгляд — обычный бруклинский хулиган, но уже на второй — обладатель невероятного какого-то обаяния, которому художественный Нью-Йорк 1980-х сдался без боя.
Фильм начинается с голоса президента Форда, констатирующего тяжелейший экономический кризис и отказывающего в финансовой помощи Нью-Йорку. Сопровождающие президентскую речь кадры с брошенными людьми улицами, мусорными кучами, пустыми окнами, вырванными дверьми, спящими под газетами бездомными и убийственным маятником раскачивающимся шаром, каким сносят дома, предвосхищают появление героя куда лучше романтизирующих биографию фактов из тяжелого детства. Этот Нью-Йорк антихудожественен по определению. Или, наоборот, в пустоте своей он готов породить нечто совершенно новое. Этим новым окажется искусство граффити, которое именно в Нью-Йорке обретет свою славу и могущество. Знаменитые транспортные войны 1970-х, в которых граффитисты, расписывавшие общественный транспорт снизу доверху, держали оборону несколько лет, вывели культуру граффити, брейк-данса и хип-хопа на первые полосы газет. И короли граффити становились на какое-то время королями города. Одним из таких королей был Баския, который в дуэте со своим другом Аль Диасом создал художника SAMO (Same Old Shit, «то же дерьмо»). Росчерк SAMO с продолжавшими его короткими, едкими и всегда чуть многозначительными высказываниями заполонил Нижний Манхэттен и далее — везде. Когда через пару лет в альтернативных клубах Даунтауна в черном узкоплечем мальчике узнают самого SAMO, это будет наилучшая рекомендация.
Весь фильм Драйвер — это попытка поймать воздух времени, когда все его действующие лица были молодыми. Хохмы, рассказываемые ими, из разряда тех историй, которые происходили со всеми нами. В каждой эпатирующей общество компании был человек, который делал событие из ничего, а из этого события — искусство. Кто-то из нас обязательно расхаживал по своему городу в длинном пальто и с красным цветком. Кто-то раскрашивал свои футболки. Кто-то делал свое собственное «телевидение» про свою компанию. Кто-то доводил до ума звук своей группы притащенным за пять минут до концерта с улицы артефактом (у Баския это была огромная картонная коробка, из которой он играл на кларнете). Чушь, игра, шутка, анекдот, политический мусор, телевидение, философские цитаты, реклама — идеальное месиво для молодой культуры. Вот только когда она приходит в нужное время и в нужное место, происходит взрыв. Так было в Нью-Йорке конца 1970-х, так было в Ленинграде и Москве 1980-х. Очень способствует экономический кризис — в США до середины 1980-х галерейный бизнес шел на спад и выставки молодых устраивали сами молодые, да еще где ни попадя, часто просто на улицах. Зато к ним мог приехать сам Йозеф Бойс, да и «Фабрика» Энди Уорхола блистала не так далеко, попрекаемая за свою буржуазность, но вожделенная донельзя.
Баския в этом фильме не столько человек, сколько водоворот, в который попадало все, что было сутью существования таких, как он. Это художник абсолютной экспрессии и попыток ткнуть окружающий мир носом в реальность. Его негритянские атлеты, черепа, пляшущие человечки, буквы, слова, призывы, костюмы от Армани, измазанные краской,— все это можно и нужно считывать и как нарратив тоже. Но Драйвер в своем фильме старается обойтись без этого. Ее Баския — это пронесшийся по Манхэттену ветер и нежность, которую он оставил к себе в близких. Один из последних в фильме монологов заканчивается фразой: «В какой-то момент он отчалил, и было понятно, что он не вернется назад…» Она бьет наотмашь — мы заем, как это бывает, мы переживали это с Цоем или Мамышевым-Монро. Самые талантливые «отчаливают» ужасно рано. И можно, конечно, писать книги о том, с какими великими их стоит поставить рядом. И надо писать, и уже пишут. Но сначала обязательно надо снять такой фильм — о любви и нежности, об улыбке и походке человека, которого мы потеряли.