Служу за решеткой

«Я попала в жесткую среду»

По образованию я учитель музыки. Собаки — это моя «болезнь», я хотела заниматься ими и устроилась в колонию кинологом. Первое время был кошмар, шок. Я попала в жесткую среду, шарахалась от всего — от караула, оружия, от настроя людей, грубого и напористого. Тогда в Омске женщин на эту должность не брали, поэтому на каждом шагу проверяли. На периметре была агрессивная кавказуха (кавказские овчарки.—«О») — слюна, клыки, вес под 50 кг, ужасно, и я с ведром с кашей... А они стоят, улыбаются: «Понабрали баб!» Либо зайду и докажу, что могу работать, либо меня уволят. У меня руки трясутся, ноги отнимаются. В 2009 году перевелась в «Матросскую Тишину». Я довольна, когда наши собаки показывают высокий уровень подготовки, сыты и напоены. В свободное время я вяжу, валяю, пряду.

«К заключенному нужно найти подход»

Я пришел после армии, привлекли перспективы карьерного роста, льготная пенсия, социальные гарантии. И не жалею. Бывает трудно, но как говорится, препятствие надо обойти красиво. С каждым заключенным надо установить контакт, найти к нему подход. Бывает, обманывают и хитрят, но я заранее изучаю их дела, и перед моими глазами уже столько всего прошло, что их хитрости для меня, скажем так, знакомая песня. Заключенные всегда могут ко мне обратиться со своими проблемами, я выслушаю каждого индивидуально в любое время суток и постараюсь помочь. С опытом больше уверенности в своих силах. Четыре года назад я подходил к тем, у кого больше опыт работы, и узнавал, как мне поступить. А сейчас молодые коллеги уже спрашивают совета у меня. Я хорошо пою. Мое увлечение — книги.

«Заключенные стали грамотнее и интеллигентнее»

Сначала мне все было непривычно. Тогда коридоры были мрачные, стены обшарпанные, сырость, холодно, руки и ноги мерзли постоянно. В камерах сидели по 70–80 человек. А сейчас — небо и земля! Приятно пройти, светло, тепло, и в камерах получше, да и заключенные тоже поменялись — больше стало грамотных и интеллигентных. Я очень любила свою работу, хотя она и очень тяжелая. Ни разу не брала больничный. Здесь я была на своем месте. Я не стеснялась и не скрывала, где работаю. Мне предлагали перейти на другую службу, но я отказывалась, я приросла корнями к родной «Бутырке». Здесь мы познакомились с мужем. Я люблю проводить время с семьей, детьми, вкусно готовить для них.

«О нас никто ничего не знает»

В «Бутырку» я перевелся из колонии общего режима в Новомосковске. У меня два высших образования — Академия ФСИН по специальностям «Психология» и «Уголовное право и криминология». Мне нравится работа, и я целенаправленно пошел в этот вуз, потому что хотелось восстанавливать в нашем социуме справедливость. Попасть в СИЗО — стресс для человека, все реагируют по-разному, надо под каждого подстраивать общение. И чем можешь помочь в своей должности и своими обязанностями, тем всегда поможешь. Работа в нашей системе учит бесконфликтному общению. Я не скрываю, где работаю, и никто никогда не ужасался, узнав об этом. Но вопросы ко мне, естественно, возникают, потому что большинство людей никогда не встречали сотрудника тюрьмы. О нас на самом деле никто ничего не знает.

«Я тут временно»

Я служил в СИЗО в Дербенте. Работы не было, а там льготы, зарплата хоть какая-то. И ничего там страшного нет. Все в наших руках, если ты ленив, то работать везде тяжело, а если дружишь с головой, то все нормально. Такие же люди, общество, только несколько специфическое. Если сначала думать, а потом действовать и говорить, то сложности нет. Через три года я перевелся в «Бутырку», все-таки замок, история. Здесь надо уметь найти подход к каждому заключенному. С коллегами мы как семья, понимаем друг друга с полуслова. Мои близкие к моей работе относятся не скажу, что положительно, но нормально. Я не афиширую, где работаю. В Москве корни пускать не собираюсь, я тут временно, свои горы, свежий воздух, море ни на что не променяю.

«Или на завод, или в тюрьму»

У меня был выбор: идти или на завод, или в тюрьму — другой работы в Кольчугино не было. Родители были не против. Друзья сначала удивлялись: «О! Тюрьма!» Сейчас привыкли. В «Бутырку» перевелась 2,5 года назад, мне тут нравится, прихожу как во второй дом. Работать несложно. Все время общаешься с людьми. Они разные, с кем-то надо помягче, с другим — построже. Главное — никого не провоцировать. Удобный график работы — сутки/трое. Бюджетники, льготная пенсия. Зарплата небольшая, но стабильная. У меня есть возможность карьерного роста, но я не хочу погружаться в работу и «жить» в тюрьме, у меня на «воле» много увлечений и дел. Зимой — лыжи, занимаюсь верховой ездой, со временем планирую уйти в декрет, меня устраивает то, что есть.

«Не как к зверям, а как к людям»

234 мученика, что сидели здесь, причислены к лику святых. Мы написали 70 икон с их образами. Можно сказать, что сотрудники гордятся нашими святыми. Я вижу: нигде в нашем обществе нет таких перемен, как в уголовно-исполнительной системе. 16 лет назад я заходил в камеру, черную от кала и крови. На полу в тряпках во вшах копошились полуголые люди. Камеры были переполнены, на окнах стояли «реснички» (металлические решетки на окнах.— «О»). Сейчас этого нет, везде вентиляция, ремонт, чисто. Сотрудники стали допускать возможность судебных ошибок, а если это так, то они уже не станут огульно обвинять и судить, виновен или нет, и будут относиться к заключенным не как к зверям, а как к людям. А заключенным надо тоже понимать, что сотрудники не виноваты в том, что их осудил суд.

«Заключенных нельзя бояться»

Я пришла в «Бутырку» из ФСКН. У меня два высших образования, немного владею английским. Для заключенных то, что я женщина, сложнее. Мужчине они могут нагрубить, а при мне стараются вести себя в рамках. Если мне страшно, я туда не иду. Заключенных нельзя бояться, если они чувствуют это, то прут напролом. Я продумываю каждый шаг и, когда понимаю, что не боюсь, только тогда иду. У нас есть правила внутреннего распорядка, и я добиваюсь их выполнения. Я всю жизнь служу в органах, привыкла и, честно сказать, побаиваюсь на гражданке работать. Тут стабильность, это главное в нашей системе. У меня свой дом, мы часто собираемся с подругами, топим камин. Они про мою работу восклицают: «Ужас!», надо сказать, что мой муж тоже так считает.

«Все условия для хирурга»

Здесь интересно, много практики. В неделю проводим 4–5 операций, часто бывают гнойные воспаления и прочее. Все условия для хирурга здесь созданы. Ко мне приводят человека, он для меня — пациент, я не знаю, по какой статье он сидит и за что, мне это неинтересно. Сейчас очень много грубости, но ведь все перед Богом живем, поэтому, чтобы остаться правильным врачом, надо стараться и вести себя правильно. Душевная отдача тут есть, «спасибо» мне говорят искренне, от души. Иногда встречаю своих бывших пациентов из СИЗО в метро, тоже благодарят.

«Находила деньги в зубной пасте»

Мы досматриваем и принимаем передачи, потом идем их раздавать. Тяжело эти сумки таскать. Я получаю удовлетворение, когда ответственно выполняю свою работу. Я находила деньги в зубной пасте, в колбасе, в железных скобках, которые отрезают,— сим-карты. В карамели, в кусковом сахаре, в растворимом кофе — наркотики. Сейчас я подала документы на улучшение жилищных условий, здесь стабильность, выслуга — мне полгода осталось до пенсии, но уходить не собираюсь. Я бесплатно отучилась в Академии ФСИН. Все свободное время занимаюсь дочкой.