Гастроли Штутгартского театра начались сразу на двух площадках. В горьковском МХАТе в тот же день прошел спектакль "Арабская ночь" по пьесе молодого драматурга Рональда Шиммельпфеннига, которая была написана специально по заказу Штутгартского театра. Знойность арабских историй на своей шкуре испытала МАРИНА Ъ-ШИМАДИНА.
Пьеса "Арабская ночь" уже знакома московским театралам. В 2001 году она была представлена на фестивале современной драматургии и режиссуры NET. На следующий год имевшую успех на читках пьесу поставил Александр Назаров в новорожденном театре Георгия Тараторкина. Тут поклонники немецкой драматургии немного растерялись, потому что искрометная пьеса превратилась в какую-то тягучую субстанцию, вязнущую в зубах у актеров клейкой резиной. Единственное, что в той постановке было под стать пьесе,— декорация Ларисы Ломакиной, которая вместила весь мир пьесы Шиммельпфеннига с его многоэтажками, лифтами и лестницами, а также фантастическими реалиями вроде гигантской бутылки, в которую попадает один из героев.
В спектакле Штутгартского театра ничего подобного нет. Все очень аскетично: кожаный диван, на котором в основном и происходит все действие,— как символ тех типовых квартирушек, в которых проходит жизнь большинства немецких да и русских обывателей. Установка с питьевой водой, какая стоит в каждом офисе, изображает душ, а обычный вентилятор развевает волосы "едущего на мотоцикле" актера, создавая эффект скорости. Своей подчеркнутой обыденностью эти предметы контрастируют со сказочными метаморфозами, происходящими с героями пьесы. Одна из них, Франциска, была в детстве похищена у родителей, стала любимой наложницей хана, была проклята его ревнивой женой и с тех пор не могла видеть света луны и приносила несчастья своим мужчинам. Поэтому Франциска страдает фантастической сонливостью, так что большую часть спектакля она проводит во сне. А тем временем вокруг нее творится настоящая фантасмагория.
Сломанный лифт и водопровод изменяют обычную траекторию жизни обитателей дома, которые с немецкой пунктуальностью привыкли в одно и то же время совершать одни и те же действия: принимать душ, звонить по телефону, ехать к любимой. Бытовые поломки смещают грани привычной реальности и впускают в нее восточную мистику. Три мужчины оказываются в чужой незапертой квартире и по очереди целуют спящую красавицу. После чего один чудесным образом уменьшается и попадает на дно бутылки с недопитым коньяком, другой начинает вызывать страстное желание во всех встречных женщинах, а третий оказывается в арабской пустыне, будто в сказке из "Тысячи и одной ночи". Все эти превращения актеры изображают буквально на пальцах, остроумно используя подручный материал. Яростный секс они изображают с двумя женскими ногами от манекена, пустыню делают из противопожарного ящика с песком, а вместо сломанного лифта раздалбывают деревянный поднос.
Да и их манеру игры можно назвать аскетичной. Поначалу они просто произносят текст, констатируя факты: "Я иду на восьмой этаж посмотреть, где прорвало трубу",— говорит один. "Я не могу открыть дверь с тремя сумками в руках",— вторит ему вторая. "Я смотрю, как в доме напротив в душе моется женщина",— сообщает третий. Даже общаясь между собой, персонажи не обращаются непосредственно друг к другу, а описывают происходящее со стороны, как будто одну и ту же бытовую сцену снимают с пяти разных точек. В этой оптической пьесе, прививающей драматическому тексту приемы кинематографа, нет единого взгляда на ситуацию. Внутренние монологи пяти персонажей превращаются в контрапунктный полилог, который постепенно наращивает обороты. И вот здесь немецкие актеры дают фору своим русским коллегам. Они мастерски держат темп спектакля, то доводя его до скорости клипового монтажа, то вдруг замирая в рапиде, когда даже голоса актеров неестественно растягиваются, как бывает, когда в магнитофоне садятся батарейки.
Получить удовольствие от этого живого и остроумного спектакля публике не смогли помешать ни субтитры, которые было непросто сверять с действиями актеров на приличной скорости, ни жуткая духота в зале — зрители поневоле почувствовали себя в жаркой арабской сказке.