премьера опера
В московской дизайн-галерее Artplay — российская премьера оперы культового британского композитора Майкла Наймана "Человек, который принял свою жену за шляпу". Постановкой отмечен дебют новорожденного Маленького мирового театра Натальи Анастасьевой. Рассказывает ЕЛЕНА Ъ-ЧЕРЕМНЫХ.
Опера, написанная Майклом Найманом в 1985-м, через год представленная впервые в Лондонском институте современного искусства,— произведение столь же глубокое, сколь не претендующее на масштаб глобального эксперимента. Либретто по бестселлеру американского психоневролога Оливера Сакса — описание болезни профессора П., консерваторского педагога вокала. "Стремительно теряющий способность узнавать лица, но видящий их там, где другой не увидит", профессор П. узнает студентов по голосу и вообще всяко странен. Игра на медицинскую тему ("замещение зрительных функций слуховыми") была затеяна Найманом, скорее всего, для узкого круга одержимых той же, что профессор П., болезнью под названием "музыкальность".
Культурный маршрут прослеживается: от "Защиты Лужина" Владимира Набокова к семейно-мистическим историям опер Бенджамена Бриттена (вроде "Поворота винта"), от них — прямиком к британскому минималисту Майклу Найману и коммерциализировавшему минимализм американцу Филиппу Глассу. Разница между двумя последними в том, что Гласс (вспомнить хотя бы такие его оперы, как "Эхнатон" или "Эйнштейн на пляже") свел свою оперную лексику к подобию андерсеновского голого короля, но это слушают, потому что это престижно. А Найман каким-то островным наитием не разорвал с повествовательной европейской культурой, лишь вывел ее из-под контроля "великости", объяснив и очеловечив, в частности, европейскую оперу гениально простым диагнозом: опера — это история болезни.
Насколько симпатизирует сам композитор такому диагнозу — очевидно. Две половины часового действия оперы (во врачебном кабинете и в доме наблюдаемого профессора П.) превращают диагноста не просто в сочувствующего, но в человека проникающегося профессорской патологией,— своеобразной метафорой религии. В приверженности той же религии отметился и Маленький мировой театр, виртуозно слепивший домашне-простыми жестами ошеломляюще легкий и умный спектакль о суетности и самодостаточности, предписанности и непредсказуемости, о конфликте зримого со слышимым и о бесконфликтности реального с воображаемым. Вплоть до действующего наравне с тремя героями оперы скелета в шкафу.
Тема скелета особенная. Дело в том, что музыки собственно Майкла Наймана тут не более нескольких страниц. Все остальное — музыка Роберта Шумана (в подавляющем большинстве из вокального цикла "Любовь поэта"), препарированная Найманом в прихотливые сочетания мелодий и их фрагментов с отчуждаемыми под Наймана аккомпанементами. Все это тут не столько для солистов, хотя и им выпадает щедрая цитата — знаменитое шумановское "Я не сержусь", птичкой спорхнувшее с уст профессора П. (Михаил Давыдов, бас) к допевающему романс доктору (Дмитрий Кузьмин, тенор), сколько для шести инструментов (дирижировал русскоговорящий британец Дамиан Иорио) и загримированного под Роберта Шумана пианиста Петра Аполлонова.
Видео-, слайдовые, компьютерные проекции то полосами наплывали на всю сцену, то до уродства искажали репродукцию Моны Лизы, висящую в профессорском доме. Сценография Анны Колейчук ни разу не "стукнулась" о музыку, не сделала ни одной подножки смыслу играемого и поющегося. Так что к концу спектакля было все ясно: от поставленного профессору П. диагноза "музыкальность" Маленькому мировому театру и самому теперь не увернуться.