Композитор ЛЕОНИД Ъ-ДЕСЯТНИКОВ рассказал о своей опере "Пять композиторов-клонов" (рабочее название), которую он пишет по заказу Большого театра.
— Прослушивание в Большом — как это было?
— Cool. То есть как обычно, в спокойной рабочей обстановке: сел за рояль, сыграл и спел. Предварил какими-то комментариями. Присутствовали восемь человек. Затем обсуждали срок окончания клавира и сдачи партитуры.— Что было показано и что готово?
— Да знаете ли, что готово, то и было показано, а именно первое действие, которое, правда, не совсем закончено: отсутствует танец, несколько реплик вокруг этого танца и финал. Ну и увертюра, конечно; она, вероятно, будет написана в последнюю очередь. Вообще же будет два акта, каждый продолжительностью 50-70 минут.
— Что-то было моделью такого хронометража?
— Для современной оперы это оптимальный размер, я думаю. Написать оперу величиной с "Зигфрида" или даже "Эйнштейна на пляже" я бы не осмелился. Помимо причин, так сказать, метафизических следует подумать о детях, о курящих, о зрителях, связанных с расписанием общественного транспорта.
— Во время прослушивания были какие-либо пожелания?
— Были высказаны некоторые соображения по поводу несуществующего пока финала первого действия. Либреттист придумал виртуозный, я бы сказал тарантиновский, ход обращения со временем, который требует адекватного музыкального воплощения. Александр Ведерников подал мне одну плодотворную идею, которой я, вероятно, воспользуюсь.
— Либретто Владимира Сорокина повествует о докторе Розентале и его сыновьях — клонах композиторов-классиков. Обыгрывается ли тема домашних отношений?
— Домашних? Разумеется, между Розенталем и его сыновьями существуют некие отношения, не столь, впрочем, изощренно разработанные, как, например, в романе "Иосиф и его братья". Вообще говоря, сверхсюжет, который я бы определил как (извините, довольно схематично за недостатком времени и места) столкновение, сопоставление различных типов "оперности", для меня более важен, чем собственно история. Я забыл сообщить вам о том, что каждая из пяти картин будет написана в духе воображаемой оперы наших героев.
— Пять совершенно отделенных друг от друга опер-картин. Ведь их должно что-то проклеивать?
— Но здесь нет никакого противоречия: ведь композитор, всякий композитор есть то, что он слушает. Слуховой опыт и есть тот источник, из которого зарождается индивидуальный стиль. Я ведь не ставлю своей задачей сделать точную копию оперы Вагнера или Мусоргского, но воссоздать некую атмосферу, дать свой комментарий — да, пожалуй.
— Как вам работалось с либреттистом?
— Владимир Георгиевич Сорокин оказался исключительно гибким партнером. Предварительный эскиз либретто меня не вполне устроил, и мы договорились встретиться и обсудить наши проблемы в Петербурге. Утром в ожидании пробуждения накануне его приезда эта идея — "пять в одной" — буквально осенила меня. Мы работали в атмосфере полного взаимопонимания. Впрочем, почему я говорю "работали"? Ведь опера еще не написана, наверняка будут какие-то поправки...