Йозеф Рот Тарабас
Почти все книги австрийского классика Йозефа Рота рождены на перекрестье двух границ. Первая — общая для авторов его поколения: между миром до и после Первой мировой. Другая, волновавшая только его среди больших европейских писателей — территориальная производная первой: исчезнувшая граница между Австро-Венгерской и Российской империями, предоставленные отныне самим себе независимые земли посредине между уже не столь великими Востоком и Западом. Корень чарующей меланхолии текстов Рота лежит в определенной двусмысленности. Новые государства с их молодыми культурами для него — следы разложения большой истории, то, что возникло после конца. Вглядыванию в это «после», а также «незадолго до» посвящены и самый известный «Марш Радецкого», и ранний «Отель „Савой"», переведенный несколько лет назад, и более поздний роман «Тарабас».
Его герой, бездумный, заносчивый и неприятный человек по имени Николай Тарабас,— уроженец как раз такой территории на западных окраинах Российской Империи (усредненной Польши-Прибалтики-Молдавии). В начале романа он — неудачливый участник революционного кружка, отправленный богатыми родителями в Америку. Оттуда к нему взывает Первая мировая война: им движет скорее не патриотический долг, а почти мистическое место, уготовленное ему судьбой в огромном месиве. В следующие годы полковник Тарабас становится идеальным военным — маленьким кровавым божком.
Впрочем, главное действие начинается, когда война заканчивается, распадается государство, за которое герой сражался. Исчезает сила, что определяла разрушительную для окружающих траекторию его тела. Потеряв эту точку притяжения, Тарабас становится источником хаоса. Новообразованное молодое государство на его родных землях не может заменить ему империю, потому что требует не крови, а рационального созидательного действия. Оно — несоразмерная ему сцена, поэтому его появление на ней чревато катастрофой. Эта катастрофа принимает форму погрома в еврейском местечке — чудовищного ритуала, уничтожающего едва воцарившуюся гармонию и отправляющего героя по непредсказуемому новому пути.
В имперском масштабе Тарабас выступает агентом безжалостной к отдельным людям большой истории. Заключенная в пространство крохотного местечка, сила этой истории становится силой притчи. Сжатие в масштабах меняет героя. Он остается человеком без личности — движимым чем-то неведомым ему самому. В первой части романа это бездумный инстинкт поглощать и уничтожать. Во второй — его ведет логика жертвы. В неведомости самому себе, внутренней пустоте бездумный монстр может превратиться в почти сакральную фигуру — святого, призванного искупить сам грех войны.
В этой немного странной книге, написанной в 1934 году, после бегства Рота из нацистской Германии, уже, разумеется, нет порочно-сладостной ностальгии по империи. В ней есть подлинный страх и еще одна странная попытка спасти любимое прошлое: превратить имперскую историю в историю священную.
Издательство Текст Перевод Нина Федорова
Устная речь Сергей Морозов
Новая книга замечательного проекта «Культурный слой», заполняющего лакуны в истории советского поэтического андерграунда. Погибший в 1985 году Сергей Морозов — автор не то чтобы полностью забытый. Его стихи появлялись в печати с конца 1980-х, имя так или иначе всплывает в воспоминаниях, в основном в связи с группой СМОГ (Морозов был близок к «смогистам» в 1960-х). Однако «Устная речь» — первое представительное избранное его стихов. Подготовить его успел социолог и филолог Борис Дубин, один из ближайших друзей Морозова, хранитель его архива, много сделавший для того, чтобы вернуть почти исчезнувшего из течения даже подпольной культурной жизни друга в историю литературы.
Когда читаешь эту книгу, выпадение Морозова, его прописанность где-то на полях становится понятна. Дело не в качестве поэзии. Как и другие его друзья по СМОГу, Морозов был зачарован Серебряным веком, чувствовал себя собеседником и продолжателем старших модернистов — в его случае прежде всего Пастернака. Но если, скажем, для Леонида Губанова эта любовь была делом публичным, требующим громких признаний, коллективного горения, то для Морозова она носила абсолютно частный характер. Его стихи — долгий и очень нелегкий разговор с самим собой, не требующий свидетеля, но и не избегающий его. Они кажутся абсолютно независимыми от суждений и оценок предполагаемого читателя. Оттого при встрече с ними испытываешь легкое чувство неловкости.
«Оставлю открытым блокнот — / пускай на пустую страницу / рябиновый свет упадет, / морозцем размер заструится. // Синичий застенчивый писк / точнее, чем рифма, короче. / Здесь речь оправдает не риск, / а тяга сквозная со строчек. // И то, если вдруг сбережет / блокнота страница нагая / рябины предзимний ожог, / синичьей подсказкой играя».
Издательство Виртуальная галерея
Вадим Волков Государство, или Цена порядка
Книга социолога Вадима Волкова продолжает выпускаемую Европейским университетом карманную серию «Азбука понятий». Как и другие книги серии, это возможность систематизировать знакомые идеи и посмотреть на привычные вещи немного новыми глазами. Мы живем в государствах, воспринимаем их как данность, само собой разумеющийся способ организации жизни. Между тем называть так любое политическое образование не вполне правильно. Государства — изобретение Нового времени. Тогда же, в XV веке, появляется и теория государства. Волков параллельно разворачивает историю государств и эволюцию самого понятия, разные способы мыслить, утверждать и отрицать государство, гарантировать его расцвет и прогнозировать отмирание. Сам автор отдает предпочтение реалистической теории последователей Макса Вебера. Государство в ней предстает как постепенно разрастающийся институт легитимированного насилия, эволюционировавший из простых грабительских или военных отрядов. Такой институт ограничивает возможности взаимного насилия со стороны жителей, оберегает их от внешнего, конкурирующего насилия, одновременно эксплуатируя их экономически. В любых современных государствах с их сложнейшими системами управления и представительства можно увидеть это простое ядро. При некоторых условиях государства деградируют, разлагаются обратно до воинственных групп, берущих на себя больше нецентрализованные процессы насильственного структурирования экономической деятельности. Так произошло в России 1990-х годов с ее системой рэкета. Анализу краха и восстановления российского государства посвящена известная книга Волкова «Силовое предпринимательство». Здесь он вновь возвращается к этому любимому сюжету.
Издательство Европейского университета
Эван Доркин, Джилл Томпсон Звери с Бренного Холма
Первый том очень обаятельного американского хоррор-комикса, получившего за 15 лет существования 10 премий Айснера. Заглавный Бренный Холм — маленький американский городок, типичный тихий омут, в котором по законам жанра творятся жуткие вещи. Как водится, общая масса жителей об этом не подозревает. Обычно ужас открывает себя детям или подросткам. Здесь на их месте — собаки. Пятеро псов и прибившийся к ним дворовый кот формируют отряд по борьбе с облюбовавшей городок нечистью. Начинается все с вполне невинного духа неуспокоенной собаки, зарытой под конурой одного из героев. Постепенно атмосфера накаляется: город оккупируют ведьминские черные кошки, зомби-псы прут с кладбища, с неба падает голодный демон, состоящий из лягушек, симпатичный юноша, говорящий по-собачьи, оказывается оборотнем и так далее. Хотя в комиксе Доркина и Томпсон много жанровой иронии, в нем есть что-то по-настоящему тревожное, ощущение ужаса, способного вылезти из каждой миски.
Издательство Jellyfish Jam Перевод Анна Хазина