В рамках Пасхального фестиваля Валерия Гергиева в концертном исполнении прозвучала опера Владимира Мартынова "Новая жизнь", написанная по заказу Мариинского театра. ЕЛЕНЕ Ъ-ЧЕРЕМНЫХ показалось, что солисты Академии молодых певцов, хор и оркестр Мариинки поспешили с премьерой.
"Новая жизнь" (или "Vita nova", по мотивам одноименного поэтически-прозаического сборника Данте) — из нераспространенного в нашей стране разряда кулуарных экспериментов. Из-за отсутствия системы заказа на современную оперу "Новую жизнь" Владимира Мартынова сравнивают с сочиняемой по заказу Большого театра оперой Леонида Десятникова и Владимира Сорокина. Однако сроки и условия написания десятниковской оперы оговорены и задокументированы. Что касается "Новой жизни", тут все рассчитано на обычное "получится — не получится". На прошлом Пасхальном под руководством Валерия Гергиева звучало вступление к "Новой жизни", мало кого воодушевившее. Сейчас под руководством главного хормейстера Мариинки Андрея Петренко с солистами Академии молодых певцов прозвучал некий черновик всей оперы.
Планировавшиеся поначалу три акта сократились до двух. При этом первый акт получился в два раза длиннее второго и третьего вместе взятых. Может, от этого последняя треть опуса и оставляет впечатление более придирчиво отобранного материала. В либретто, составленном Владимиром Мартыновым в соавторстве с Эдуардом Бояковым, речь идет про любовь Данте и Беатриче. Звучат несколько сонетов Данте и выдержки из "Песни песней". Сюжет держится на трех китах: влюбленности, помешательстве, смерти Данте. Такой пересказ оперы про любовь вроде убеждает. Но начинаешь слушать и понимаешь, что от богатых оперных чувств — один конспект. Вокалистам нечего петь: у Данте (тенор, Август Амонов) — православная псалмодия, у Беатриче (сопрано, Юлия Смородина) — минимализм, у трех духов (Лидия Бобохина, Елена Соммер, Алла Перчикова), как и у хора,— повторяющийся комментарий. Похоже, композиторским азартом двигало только желание увернуться от подробной вокальной драматургии. Из трех дуэтов один поется в унисон, другой — каноном, а третий — на повторах пары реплик (у Беатриче: "И ты тоже умрешь", у Данте: "Сладчайшая смерть, иди ко мне"). Ничего более сложного — терцетов, квартетов — нет. Антипатия к оперному пению прямо-таки убивает: получившееся — все что угодно, но не опера.
По оркестру впечатления тоже небогаты. Главный лейтмотив струнных так карамельно красив и так часто повторяется, что просится в мыльную оперу. Вот вагнеровские тромбоны — другое дело. Они здесь вроде музейного экспоната. Но и с ними все похоже не на оперу, а на саундтрек: меланхолическое фортепиано, позаимствованное в лирическом кино 60-х; арпеджио арфы из адажиетто Пятой симфонии Малера (и это, конечно, гиперссылка на популяризировавшую его "Смерть в Венеции" Лукино Висконти). Ко всему этому "Новую жизнь" сыграли попросту сыро. Скорее всего, при сборке партитуры к автору не обращались. А сам он, по его же словам, был так занят сокращением своего произведения, что ему было не до комментариев.