Американская политическая элита в спешном порядке объясняет себе, чем плох Китай, с которым США три десятка лет выстраивали отношения и торговлю. Зачем это понадобилось?
Вице-президент США Майкл Пенс и китайский премьер Ли Кэцян по-разному смотрят на принципы международной торговли
Фото: AFP
Сцена была такая: с трибуны вице-президент США Майкл Пенс бросал в лицо китайским делегатам ужасные слова. «Мы не топим партнеров в море долгов. Мы не прессуем, не ограничиваем вашу независимость. Мы не предлагаем сдавливающий пояс или путь в одну сторону».
Ужасно это было потому, что китайская инициатива «один пояс, один путь» (создание новой инфраструктуры торговли на евразийском континенте), как и вообще внешняя политика Китая, как раз известна тем, что — в отличие от методов США — не ввергает партнеров в долги и не давит на них при помощи политических условий и требований. И аудитория (дело было на саммите АТЭС 12–18 ноября в Папуа — Новой Гвинее) отлично это знала.
Когда тебе в лицо бросают очевидно лживые обвинения, это не просто конфликтная, а предвоенная ситуация. Самое же интересное в этой истории пока что то, как американский политический класс вырабатывает (в спорах и мучениях) обвинительный список против Китая. И еще — как за этим списком просвечивают настоящие причины того, почему США, не боясь тяжелых для себя последствий, рвут то, что совсем недавно казалось неразрывной экономической связью между двумя странами, попутно ввергая весь мир в хаос и спад.
Программа-максимум здесь такая: каждый житель планеты Земля должен при слове «Китай» содрогаться. Но как минимум это обязан делать американский политический класс — с союзниками.
Тема «чем плох Китай» обсуждается в экспертных и не очень экспертных кругах США и их союзников. Отрабатываются в том числе и откровенные фальшивки, правда, многие участники дискуссий морщатся и говорят: ребята, ну так же нельзя. Но «ребята» не сдаются и привычно включают в обойму обвинений такие, например, пункты, как «миллион человек в лагерях» в мусульманском Синьцзяне, или «систему тотальной слежки» за китайцами, то есть присуждение каждому «социального рейтинга», который может расти или снижаться в зависимости от даже мелких проступков типа перехода улицы в неположенном месте. А без учета этих набранных или потерянных «очков» ни устроиться на работу, ни получить кредит.
Но это, повторим, фальшивки или, по нацистскому методу, очень большая ложь, в которой должно быть маленькое зерно правды. Нет концлагерей, есть школы, куда отправляют зараженных идеями джихадизма, особенно тех, у кого плохо с обычной грамотностью. И нет тотальной рейтинговой системы, есть кредитные рейтинги заемщиков — компаний и частных лиц. Обе идеи для Пекина на грани риска, но непохожи на то, что говорит про Китай Майкл Пенс (а иногда и его начальник Дональд Трамп).
Сложнее иной вопрос — об определении «режима Си Цзиньпина». Надо как-то объяснить, почему раньше США правильно делали, что общались с Китаем, развивали торговлю и инвестиции, а сейчас все поменялось. Поэтому отрабатывается версия: при Си Китай отказывается от демократических завоеваний прежних лет и возвращается к авторитаризму. Вопрос сложный, поскольку враждебность США к Китаю нарастает уже не первый год, и вполне логично, что нынешние власти Пекина могут или должны так себя и вести — мобилизовываться перед лицом угрозы.
Теперь о реальных причинах происходящего. Здесь можно выстроить цепочку от публикации в журнале Foreign Affairs в феврале до первого из серии материалов в газете New York Times сейчас, в ноябре.
В феврале одним из соавторов статьи выступил «отвечавший за Азию» в Госдепартаменте при демократах Курт Кэмпбелл. Что, кстати, говорит о том, что в вопросе «надо что-то делать с Китаем» две ведущие партии США отличаются лишь нюансами. Кэмпбелл высказал простую мысль: США исходили из трогательной идеи — что Пекин, перейдя к рыночной экономике, станет идеологически не отличим от стран Запада и впишется в круг союзников. Кстати, из тех же посылок исходили и по части российской политики. Не предполагалось никакого мирового лидерства или самостоятельности Китая (и России) в политике и идеологии, так же как даже и теоретической возможности, что военная мощь этих стран может хоть в чем-то ограничивать возможности США.
Теперь они говорят, что нужна полностью новая политика на этом направлении, а 30 лет прежней были ошибкой. Создать новую политику будет нелегко, «но первый шаг достаточно прост: признать, до какой же степени результат не совпал с нашими ожиданиями», говорит журнальная статья.
И вот — признали, и быстро. На днях появились оценки сразу двух комиссий, одна — по стратегии национальной обороны, другая — по пересмотру экономических и военных отношений с Китаем. Первая приговорила: вооруженные силы США могут понести неприемлемо высокие потери и утратить материальные активы в следующем конфликте, они могут испытывать трудности в достижении победы — или даже потерпеть поражение — в войне против Китая и России. Вторая отметила зависимость США от Китая по части технологий информации и связи.
Заметим, речь не о том, чтобы Пекин (или Россия) делали что-то конкретное для уничтожения или ослабления Америки. А только о том, что существует теоретическая возможность того, что США могут не выиграть войну с конкурентами или что выигрыш может оказаться чересчур затратным. Вот эта ситуация для американского политического мышления неприемлема полностью.
Что касается публикации в New York Times, то там авторы пытаются понять, каким образом Китай, нащупывая методом проб и ошибок свой путь развития после смерти Мао Цзэдуна в 1976 году, смог сделать то, что политологи и экономисты считали невозможным. Они, конечно, исходили из того, что работают только модели США и их союзников. И считали, что превращение партийных аппаратчиков в современных менеджеров хорошей экономики не создаст.
Восемь американских президентов, говорит статья, исходили из того, что либо Китай «войдет в семью демократических наций», либо выстроенная по какой-то другой, незападной модели экономика развалится. И все восемь ошибались.
И теперь не мир меняет Китай, а Китай меняет мир.
Авторы газеты напоминают, как китайцы учились у американцев (по-своему, поскольку последние рекомендовали все поломать и строить на ровном месте, как в России). Учились и на опыте СССР. В частности, они пришли к твердому выводу, что развал управляющих политических и хозяйственных структур здоровую экономику не создаст. Это к разговору об «авторитаризме»: таковой выглядит скорее как постоянный путь по тонкой грани между свободой («открытостью») и «контролем».
И вот итог: Китай сейчас на первом месте в мире по числу владельцев домов, пользователей интернета, выпускников вузов и миллиардеров. Нищета упала ниже уровня в 1 процент.
И еще: за прошедшие четыре десятилетия реформ экономический рост Китая был в 10 раз больше, чем в США, и сейчас он по темпам вдвое быстрее. Так что «многие в мире» уверены, что Америка — в отступлении, а звездный час Китая только начинается.
Тема номер один для США — это что не так с их собственной страной. А вот Китай, чья модель явно превосходит американскую по эффективности,— это тема номер два. И конфликт между двумя сверхдержавами не столько о том, чем плох Китай, сколько о том, не слишком ли он хорош.