премьера театр
Театр имени Евгения Вахтангова показал премьеру чеховской "Чайки". Молодой режиссер Павел Сафонов начал работу за здравие — почти успешно распределил роли, потом с переменным успехом разбирался в пьесе, а закончил постановку за упокой — убил Треплева прямо на сцене. К чему клонил постановщик, так и не смог разобраться РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ.
В чеховской пьесе помимо прочего речь идет о театре. Так что не надо удивляться, когда играющий Треплева Владимир Епифанцев в монологе об Аркадиной вместо "Дамы с камелиями" упоминает "Даму без камелий". По Чехову, актриса Аркадина когда-то играла в пьесе Дюма, а вот Людмила Максакова, играющая Аркадину в новой "Чайке", блистала на сцене Театра имени Вахтангова в спектакле Романа Виктюка "Дама без камелий". Смешно, когда Треплев обращается к зрителям своего спектакля со словами: "О вы, почтенные старые тени",— а среди этих зрителей сидят венценосные народные артисты Людмила Максакова, Юрий Яковлев, Вячеслав Шалевич, Сергей Маковецкий. Известно же, что брутальный актер и режиссер Епифанцев некоторое время назад занимал место главного enfante terrible московской сцены, пугавшего театральных обывателей своими ужастиками. Так что ему была прямая дорога к роли искателя новых форм и ненавистника того театра, где великие таланты пьют чай и носят свои пиджаки. Даже странно, что никто до сих пор не догадывался отправить его в Треплевы.
Вообще, что касается распределения ролей, то тут молодой режиссер Павел Сафонов несколько раз выстрелил в десятку. Хотя это было не так уж сложно сделать. Понятно, что тот же Епифанцев может хорошо сыграть в Треплеве фиглярничающего слабака, притворяющегося сильным и независимым талантом. Не надо было ходить к гадалке, чтобы предсказать абсолютное попадание вахтанговского мастера Юрия Яковлева в роль Сорина, мудрого, трогательного, растерянного перед ощущением уходящей жизни старика. Или чтобы догадаться, что Вячеслав Шалевич сможет очень интересно представить Дорна антиподом Сорина — сухим и равнодушным мизантропом. Что Сергей Маковецкий, как несложную школьную задачку, щелкнет роль Тригорина и удачно сделает начавшего стареть помятого бывшего неформала с косичкой на затылке, в котором вдруг просыпается нешуточная страсть. Наконец, что Людмила Максакова замечательно сыграет броскую лицедейку Аркадину, в которой сцена вовсе не убила естественность, но которая всю жизнь разрывается между нормальными человеческими интонациями и актерским фальцетом.
Промахнулся режиссер разве что с Ниной Заречной. Молодая актриса Анна Ходюш пока демонстрирует способности больше к художественной гимнастике, чем к чеховской роли. Ну да это было бы делом поправимым, а может быть, даже наживным. Истинная же драма вахтанговской "Чайки" состоит в том, что, вроде бы придумав роли актерам, режиссер заранее не позаботился о том, чтобы все они соединились в рамках единого замысла. Чтобы серьезный чеховский спектакль состоялся, одних ролей мало, нужно некое единое силовое поле. Куда будут направлены его силовые линии, зависит уже от индивидуального мировоззрения режиссера. Но сам факт наличия такого поля только и может свидетельствовать о режиссерском даровании.
Павел Сафонов (недавно он выпустил в Щукинском училище учебный спектакль по "Месяцу в деревне", который вызвал в театральной Москве известный шелест) поставил свой первый "взрослый" спектакль так, как будто у него было сразу несколько замыслов "Чайки", но он так и не определился с единственным, сокровенным, а посему решил из каждого взять понемногу — по эпизоду, по персонажу или даже по элементу оформления. Малую сцену Театра имени Вахтангова украшают печальные каменные развалины и задник с предгрозовым небом. Если проникнуться романтическим духом пейзажа, то придется сказать, что спектакль несет по пьесе без руля и без ветрил; его то подхватит расхожим лирическим течением, то начнет прибивать к эксцентрическому берегу (на который уверенно выбираются Максакова с Маковецким в парной сцене из третьего акта — по-моему, лучшей в спектакле), то тряхнет на деталях (Треплев отдает Аркадиной пистолет, а она его топит в канаве, то бишь в колдовском озере), то укачает на актерских пробежках a-ля "Мастерская Фоменко". Именно поэтому смотреть на творящееся в Малом зале Театра Вахтангова в принципе не скучно: шатающийся человек ведь тоже способен удерживать внимание — упадет ли или все-таки выйдет на прямую дорожку.
Не выходит. Подбитая "Чайка" камнем летит в невнятность финала. Там Нина, превратившаяся в форменную потаскушку, падает без чувств, а Треплев присыпает ее, как землей, белым пухом (умерла она, что ли?), потом достает пистолет и прямо тут же, не уходя за сцену, стреляется. Нина воскресает, все персонажи наперебой кричат что-то, выезжает в инвалидном кресле Сорин и в дополнение к тексту пьесы жалобно зовет Костю... Кстати, все это уже было. Сергей Соловьев несколько лет назад ставил "Чайку" на губенковской Таганке. Там в финале Константин Гаврилович на глазах у изумленной публики засовывал в рот ружье и спускал курок — как будто это не Треплев из новой драмы, а Иванов из старой. Ох и надавали тогда рискнувшему сунуться в театр опытному кинорежиссеру критических тумаков за склонность к дешевым трюкам и органическое непонимание поэтики Чехова! Любопытно, будут ли теперь за то же самое хвалить дебютанта.