Вчера вечером в ЦДХ в рамках "Арт-Москвы" состоялось вручение первой в нашей стране профессиональной премии в области современного искусства. Награду получил фотограф Борис Михайлов. Его "вклад в развитие современного российского искусства" (так называется номинация) рассматривает МИЛЕНА Ъ-ОРЛОВА.
Имя Бориса Михайлова не принадлежит к самым известным в России. Публика худо-бедно слышала об Илье Кабакове (с которым Бориса Михайлова теперь часто сравнивают и в московской мастерской которого харьковчанин Михайлов пасся в середине 70-х, правда, без всякого для себя гешефта), знают, что есть такие Комар--Меламид, которые придумали соц-арт, может быть, еще несколько имен. При этом 64-летний фотограф чудовищно знаменит во всем остальном мире и последние годы буквально не вылезает из-за границы со своих персоналок. Его показывают везде — в Tate Modern в Лондоне, в Музее Вальтера Гропиуса в Германии, в Швейцарии, Испании, Бразилии, Японии, не говоря уже о Нью-Йорке и Париже.
Первый раз в Москве Борис Михайлов нашумел в 1994 году — очень скромным и вроде бы совсем незаметным фотопроектом "У земли", показанным в совсем новой тогда XL-галерее. По периметру небольшой комнаты была расположена коричневая полоса из кадров, помещенных встык: будничная жизнь провинциального советского города — пыль, мазутные лужи, спящий у подъезда алкаш, идущая в магазин бабушка. Единственное, что цепляло,— это неудобство для зрителя. Фотографии приходилось разглядывать наклонившись — они были повешены не на уровне глаз, а на уровне груди. Точно так, как фотограф их снимал — от груди, не глядя в объектив. Но унылая панорама при всей ничтожности сюжетов выглядела удивительно монументальной и мощной, тоска этой заземленной и запыленной жизни казалась вселенской. Московская художественная публика внутренне крякнула — вроде новый Гоголь народился. "Гоголю" уже было за пятьдесят.
Спустя год Борис Михайлов опять появился в столице с уже совершенно неузнаваемым хулиганским проектом "Если бы немцем был я", приуроченным к 50-й годовщине победы СССР над Германией. На фотографиях автор, не стесняясь своего не сильно молодого тела, предавался любовным утехам со своей женой. Но пикантность ситуации была не в "домашнем порно", а в том, что герои изображали любовь между немецким офицером и советской девушкой с оккупированных территорий, причем оба на фотографиях выглядели страшно счастливыми и довольными.
Прошло еще несколько лет, и до Москвы стали доходить слухи о каком-то скандальном проекте фотографа Михайлова, активно порочащем образ Родины за границей, по западным музеям. Говорили, что он делает что-то ужасное с бомжами и как-то так неприлично их использует, что смотреть страшно.
Действительно, на фотографии из серии "Case History" (на русский переводится примерно как "история болезни") смотреть страшно и стыдно. В этом можно убедиться в ЦДХ, где сейчас как раз и вывешена эта серия. Слава богу, в этот раз фотографии маленькие — с ладонь, а мне доводилось видеть отпечатки в человеческий рост, перед которыми просто хочется зажмуриться, чтобы не видеть опухших сине-лиловых лиц, подбитых глаз, грязных тел, коросты, синяков и язв. Но не смотреть невозможно, потому что смотреть хочется. В жизни от таких вещей люди обычно отводят глаза — не в последнюю очередь потому, что как-то стыдно любопытствовать подробностями последнего края нищеты, горя и унижения. Борис Михайлов разрешил на это смотреть. Он не подглядывал за бомжами, он по-честному просил их позировать и, как положено, платил за это. Бомжи оказались послушными натурщиками — раздевались, старались стоять прямо и прямо смотреть в камеру. Сам фотограф говорит, что он не хотел сенсации, он хотел снимать то, чего много. По его собственному признанию, он упустил момент с "новыми русскими", когда богатые были еще доступны. Остались бедные.
Но помимо актуального политического и социального смысла эти снимки имеют, несомненно, и художественное содержание. Так, прошлой осенью на парижской выставке "Образ Христа в фотографии" кураторы выбрали один из снимков этой серии, где молодой бомж с пронзительно прозрачными синими глазами стоит, прислонившись к березе, буквально повторяя традиционную иконографию распятия. Есть и другой кадр (где несколько человек с трудом удерживают своего пьяного падающего товарища) — просто вылитое снятие с креста, есть там и Пьета, и другие мотивы классического искусства. Но для русского глаза очевиднее всего связь михайловских фотографий с традицией критического реализма — всеми этими передвижническими "тройками", "похоронами покойника" и "всюду жизнь". Вот он, вклад в современное искусство — не впадая в дидактику, Борис Михайлов возвращает ему это сугубо человеческое измерение, едва не заставляя плакать над падшими, сирыми и убогими. По крайней мере не давая от них отворачиваться. Как написал о михайловских работах один американский критик, "эти оттиски подобны открыткам, посланным победителям от побежденных".
Новая выставка Бориса Михайлова "Футбол" сегодня вечером открывается в московской XL-галерее.