11 ноября 1918 года считается днем окончания Первой мировой: было подписано соглашение о прекращении огня с Германией, началась подготовка международной конференции, которая завершилась подписанием Версальского договора, сформировавшего карту послевоенного мирового устройства. Настоящего и долгого мира, однако, так и не наступило. Почему?
Вековой юбилей памятных событий в Париже будут отмечать с помпой: 11 ноября во французской столице состоится целая череда официальных мероприятий, и Россия тоже на них приглашена — едет президент.
Русское исключение
Это замечательно, конечно, ведь факт остается фактом: Версальский мир подписали 29 стран, но Россия не была в их числе.
В 1914 году русская армия, смело атаковав немцев, спасла союзников от разгрома. В 1916 году Россия согласилась еще и напрямую помочь изнемогающей Франции (просителями из Парижа в Петербург специально прибыли министр юстиции Рене Вивиани и министр вооружений Альбер Тома). Николай II откликнулся на просьбу союзника компенсировать потери французов в боях с немцами: Россия отправила во Францию 40 тысяч солдат (среди тех, кого послали воевать на Западный фронт, был, к слову, и будущий министр обороны СССР маршал Малиновский).
Но дальше в России случилась сначала одна, а потом и вторая революции, которые внесли в ход истории существенные коррективы. Большевики весной 1918-го подписали в Брест-Литовске сепаратный мирный договор со странами Четверного союза (Германией, Австро-Венгрией, Османской империей и Болгарией), после чего немецкие дивизии с Восточного фронта были переброшены на Западный. Союзники сочли Брестский мир ударом в спину. Страны Антанты отказались признавать правительство большевиков и поддержали Белое движение, поскольку его руководители выражали готовность исполнять свой союзнический долг и сражаться против кайзеровской Германии и Австро-Венгрии.
В Версале союзники хотели бы видеть рядом с собой российскую делегацию. Но кого пригласить? Ни большевиков, ни различные белые правительства они не считали представителями всего русского народа. 21 января 1919 года президент США Вудро Вильсон и премьер-министр Англии Дэвид Ллойд Джордж предложили: пусть все русские противоборствующие стороны встретятся, выработают общую позицию и при посредничестве великих держав сформируют общую делегацию на мирных переговорах. А пока что прекратят боевые действия между собой.
Переговоры предлагалось провести на Принцевых островах в Мраморном море (туда большевики могли попасть напрямую — не через другие страны, где их не признавали). 24 января участники Парижской мирной конференции обратились по радио к представителям воюющих сторон. Глава советского правительства Ленин отправил шифротелеграмму наркому по военным и морским делам Троцкому, находившемуся на Южном фронте: «Вильсон предлагает перемирие и вызывает на совещание все правительства России. К Вильсону, пожалуй, придется поехать вам».
За этим, однако, ничего не последовало: Москва согласилась на переговоры, а не на перемирие, которое Антанта считала главным условием; белые вовсе не хотели договариваться с большевиками (бывший царский министр иностранных дел Сергей Сазонов спросил британского дипломата: неужели Антанта желает, чтобы он сел за стол переговоров с людьми, которые убили его семью?). В итоге идея переговоров и формирования единой делегации умерла.
26 мая 1919 года правительства Англии, Франции, США и Италии заявили, что готовы признать правительство адмирала Колчака. Но только когда он проведет демократические выборы и признает права различных национальностей на самоопределение. Формально это был шанс, но по сути — издевка: полыхала Гражданская война, к подписанию Версальских документов адмирал явно не поспевал. В результате представители России не участвовали в мирной конференции, победители делили «пирог» сами.
Горе побежденным
«Наказать немцев! Заставить заплатить за содеянное! Сделать так, чтобы война не повторилась!» — эта триада формировала повестку дня союзников после 11 ноября 1918 года: разгромленная Германия должна была признать вину за развязывание войны и возместить ущерб, нанесенный другим странам. Побежденных не пригласили на Парижскую конференцию — немецкая делегация у порога ожидала вердикта, который аккумулировал предъявленные Германии счета.
Франция пострадала больше других стран. И ей было чего бояться: немцев было больше, чем французов — 75 млн против 40. Французы желали и компенсации за военную разруху, и гарантий от нового нападения. Премьер-министр Жорж Клемансо хотел сделать Рейн границей между Францией и Германией, а заодно превратить Рейнскую провинцию в самостоятельное государство. Был готов пойти и дальше: разрушить то, что собрал Бисмарк, иначе говоря, вновь разделить Германию на составные части. Пусть опять появятся самостоятельные Бавария, Саксония, Пруссия. Всем будет спокойнее.
Британский премьер-министр Дэвид Ллойд Джордж с этим не соглашался. Говорил, что нельзя загонять Германию в угол, это закончится тем, что Германия станет большевистской. Жорж Клемансо настаивал: бессмысленно пытаться умиротворить Германию мягкими условиями мира, немцы понимают только язык силы (Берлин сильно повредил себе в глазах Антанты, заключив сепаратный мирный договор с большевиками, после чего получил контроль над огромной частью русской территории и миллионы золотых рублей в качестве репараций. В Париже это трактовали так: Германия лишь говорит о мире, а помышляет о новых приобретениях).
Еще французы требовали возвращения Эльзаса и Лотарингии, где была сосредоточена горно-металлургическая промышленность (никто не заикнулся о том, что надо бы поинтересоваться мнением населения, может, оно желает оставаться частью Германии). Франция претендовала и на Саарскую область (часть Рейнской провинции), богатую углем, потому что ее собственные угольные шахты пострадали в войну. Саар был быстро развивающейся промышленной зоной. Население — почти полностью немецкое. Но французы упирали на то, что главный город провинции основан королем Людовиком ХIV и Франция владела Сааром еще во время Французской революции. Договорились так: Саар на 15 лет отдали под управление Лиги Наций; дальнейшую судьбу территории с населением в 750 тысяч человек решит плебисцит.
Решили лишить Германию мощной армии (призыв в армию и на флот отменить, служба только по контракту, численность вооруженных сил — 100 тысяч в пехоте и 15 тысяч на флоте). Никакой авиации, танков, бронемашин, подводных лодок и тяжелых орудий. Запасы оружия и мощные укрепления — взорвать. Оставить только несколько военных заводов. Запретить покупку оружия за границей. И никакой военной подготовки в высших учебных заведениях.
Были учтены и «мелкие» заявки. Литва, к примеру, заявила права на порт Мемель (Клайпеда). А нейтральная Дания желала получить северную часть Шлезвиг-Гольштейна — земли, которая когда-то играла важную роль в Европе (принадлежность этой территории со смешанным датско-немецким населением трудно определить: Пруссия ее просто присоединила и пыталась германизировать, но на севере все еще говорили по-датски). Польша, только что получившая независимость, претендовала на Верхнюю Силезию с ее угольными месторождениями и порт Данциг (Гданьск). В результате Восточная Пруссия оказалась отрезанной от остальной части Германии. Но это никого не волновало: Аляска отделена от остальной части Соединенных Штатов, но это никак не мешает американцам…
Германский лимон
Американского президента Вудро Вильсона раздражало, что французы и англичане сосредоточились на том, что можно получить от побежденной Германии: США не хотели бы, чтобы война закончилась тем, что победители поделят добычу, а проигравших обложат данью.
Он предлагал отложить переговоры относительно границ и репараций на год, чтобы все успокоились и эмоции стихли.
Вильсон предупреждал: «Наша самая большая ошибка — дать Германии основания в один прекрасный день отомстить».
Но он остался в одиночестве. А британский премьер-министр выразил «общее мнение», пообещав «выжать из германского лимона все».
— Кто-то должен заплатить,— сказал Ллойд Джордж.— Если Германия не заплатит, придется платить британскому налогоплательщику. Но платить должен тот, кто причинил ущерб.
Лондон нуждался в деньгах, чтобы выплатить долги. Англия разорилась. До войны она доминировала в мировой финансовой системе и мировой торговле, обладая самым мощным флотом. Но Англия сильно потратилась на войну: в апреле 1917 года в Лондоне обнаружили, что денег осталось на три недели активных боевых действий — пришлось занимать у американцев.
Британия задолжала Соединенным Штатам 4,7 млрд долларов, Франция — 4 млрд. К тому же Франция и Англия одолжили огромные суммы России, которая после революции отказалась их возвращать, а также Италии и Румынии, которым нечем было расплатиться.
Но сколько Германия может заплатить? Сколько с нее следует взять: только компенсацию за ущерб или пусть заплатит за всю войну? А пенсии ветеранам и вдовам?..
«Мы чувствуем себя неграми»
Когда победители объявили условия мирного договора, немцы были потрясены. Германия лишалась всех колоний и восьмой части собственной территории. 6 млн немцев оказались за пределами страны (из них 3 млн — в составе только что созданной Чехословакии). У Германии конфисковали флот, забрали всю наличную валюту и даже патенты (знаменитый аспирин Байера, например, стал американским). Военные репарации установили в 132 млрд золотых марок …
28 апреля 1919 года немецкая делегация отправилась в Версаль. 180 дипломатов, экспертов, секретарей и журналистов пребывали в отвратительном настроении. Французы не упускали случая их унизить. Немцы жаловались, что ощутили себя неграми на американском Юге.
Делегацией руководил министр иностранных дел Ульрих фон Брокдорф-Ранцау. Он происходил из знаменитой семьи, выходцы из рода Ранцау служили Германии, Дании и Франции. Ходили слухи, что один из его предков, маршал Ранцау, был настоящим отцом императора Людовика ХIV. Один француз смело поинтересовался у Ульриха фон Брокдорфа-Ранцау, так ли это. Тот ответил:
— О да, в нашей семье Бурбонов всегда считали незаконнорожденными Ранцау!
Министр был умен, резок и жёсток. Он верил, что союзники не допустят слишком несправедливого мира. В конце концов Германия стала республикой, и к ней должны отнестись иначе. Немцы предупреждали иностранных дипломатов: слишком жесткие условия мира приведут к революции в Германии, и все пожалеют.
7 мая 1919 года немецкой делегации вручили текст мирного договора и дали две недели на то, чтобы представить свои соображения в письменном виде.
Жорж Клемансо открыл заседание. Обратился к немецкой делегации:
— Вы просили о мире. Мы даем его вам…
Ночью за ужином, обсуждая договор, члены немецкой миссии называли его позорным, а Брокдорф-Ранцау сказал: «Зачем они извели такую кипу бумаги? Могли бы ограничиться всего одной фразой: Германия прекращает свое существование». Немцы возмущались: с какой стати они должны отказаться от 13 процентов территории и 10 процентов населения? Почему Германия одна должна отвечать за войну, которую вели все? Немецкая делегация составила длинный список возражений (главное — отказ в признании вины за развязывание войны и несогласие с огромными репарациями). А в ответ получила ультиматум: договор должен быть подписан до 23 июня, если нет — Антанта примет соответствующие меры.
Побуждение и принуждение
Дальше было драматично. Брокдорф-Ранцау и его советники отбыли в Веймар, где заседало Национальное собрание (оно было сформировано после выборов 19 января 1919 года для определения государственного устройства Германии, переставшей быть монархией, и принятия новой Конституции) — депутаты решили, что они не подпишут мир. Клемансо в ответ пригрозил сильным военным ударом по Германии, а Вильсон и Ллойд Джордж согласились. Главнокомандующий союзными силами маршал Фош приказал подготовить наступательную операцию силами 42 дивизий…
Германия раскололась: националисты требовали отвергнуть проект договора, прагматики доказывали, что страна не может позволить себе продолжать войну, а мир, пусть даже на таких обидных и несправедливых условиях, даст возможность восстановить государство. В итоге за день до истечения срока ультиматума президент Фридрих Эберт сформировал новое правительство, а Национальное собрание проголосовало за подписание мирного договора, заявив при этом, что Германия все равно не признает себя виновной в развязывании войны. Антанта ответила: «Германское правительство должно подписать или отвергнуть мирный договор без каких-либо поправок и в установленный срок».
Церемонию подписания устроили 28 июня, в тот самый день, когда в 1914 году в Сараево убили эрцгерцога Фердинанда. Место подписания — зеркальный зал Версальского дворца. Из Германии приехали министр иностранных дел Герман Мюллер и министр транспорта Йоханнес Белль. Публика была возбуждена до предела (по Парижу распространялись слухи, что они намерены в знак отчаяния застрелиться, но перед этим убьют Клемансо и Ллойд Джорджа или бросят в них бомбу).
Когда представители стран-победительниц собрались, Клемансо распорядился: «Приведите немцев». Вошли два министра, смертельно бледные. Они подписали договор собственными авторучками. Руки у них дрожали («Я старался держаться,— вспоминал министр Мюллер,— чтобы наши бывшие враги не видели ту боль, которую испытывает немецкий народ, чьим представителем я был в этот трагический момент»).
В тот же вечер немецкая делегация уехала из Версаля. Германия погрузилась в траур.
После Версаля
Были ли прологом к будущим потрясениям жесткие условия Версальского мира? В ответе на этот вопрос историки расходятся по сей день. И хотя принято во всех бедах 20–30-х годов винить Версальский договор (дескать, он привел нацистов к власти, а Европу ко Второй мировой войне), так ли это?
Проигравшую страну всегда заставляли платить. На Венском конгрессе в 1815 году, например, Франция потеряла то, что завоевал Наполеон, и должна была заплатить 700 млн франков. А после победы над Францией в 1871 году правительство Германии преспокойно отрезало себе две французские провинции и наложило на побежденных не меньшую контрибуцию. Условия навязанного немцами Советской России Брест-Литовского мирного договора были еще более грабительскими. Но когда точно так же поступили с немцами, они возмутились и заговорили о том, что все их ненавидят.
Германия лишилась океанского флота и колоний. Но осталась при этом самой мощной державой в центре Европы (отметим, Франция, которая считалась победительницей, перестала быть крупной военной державой). И финансовое бремя, возложенное на Германию, не было таким уж ужасным, как его изображали…
В реальности подписанный в Версале договор лишь играл роль красной тряпки для немецких националистов. Адольф Гитлер, злобный и ненавидевший весь мир, начал бы войну, даже если бы договор был куда мягче! Огромное число немцев не смирилось с поражением в Первой мировой войне: они не признавали, что кайзеровская армия была разгромлена, и пребывали в уверенности, что виной всему внутренние и внешние враги, которые нанесли Германии «удар в спину»: они считали себя униженными и оскорбленными, презирали соседей и хотели отомстить.
И как тут не вспомнить слова французского маршала Фоша, который был полон дурных предчувствий: «Это не мир, это перемирие, которое продлится 20 лет». Маршал как в воду смотрел: ровно через 20 лет и два месяца вспыхнула Вторая мировая…