выставка фото
В Новом Манеже в рамках фестиваля "Мода и стиль в фотографии" открылась выставка "Магия цирка" из собраний Национального фонда современного искусства Франции, Европейского дома фотографии, парижских галерей и частных коллекций. ИРИНЕ Ъ-КУЛИК показалось, что одна из центральных экспозиций фестиваля не имеет никакого отношения к моде. И это хорошо.
Само присутствие темы цирка в фестивале, посвященном моде и стилю, возможно только как контраст, хорошо рассчитанный контрапункт. Нет ничего более далекого от моды, чем мир цирка, столь же неизменный, как и диаметр арены, раз и навсегда определенный длиною хлыста, который способен держать под контролем бегущих по кругу лошадей.
Для фотографов 1930-х, 1950-х и даже 1970-х (Марселя Бовиса, Робера Дуано, Изис Бедерманс, Тадеуша Рольке, Жоржа Турджаманна) цирк — это последняя резервация подлинной реальности. Художники пытаются запечатлеть его закулисье, оборотную сторону, неприкаянную повседневность: процесс возведения шапито, понурых циркачей за кулисами, вагончики бродячих артистов, выстроившиеся на городских окраинах. Для других цирк с его зверинцами, уродами, атлетами становится идеальной лабораторией, в которой собраны и изолированы для наблюдения и изучения все явления природы. Как для Эдварда Майбриджа, в 1880-е делавшего классические фотограммы движений слона, верблюда или обезьяны, или для Нэнси Уилсон-Паджик, в 1970-х сводящей снимки арены, трапеций, проволоки канатоходцев к почти абстрактной геометрии риска.
Что касается последнего времени, то для фотографов 1980-1990-х цирк, напротив, становится местом торжества иллюзий. Художники уже не хотят знать, каким образом создается эта магия,— в цирке они готовы поверить во все заведомо бутафорские чудеса. Подобно казино, цирк — мир узаконенного китча, выкупивший свободу от диктата вездесущего хорошего вкуса ценой заведомого риска: кошельком, как на рулетке, или жизнью, как на трапеции. Там, где публика, затаив дыхание, ожидает крови укротителя, положившего голову в пасть льву, или гимнаста, в любой момент готового сорваться с проволоки, сантименты высокой культуры неуместны — здесь возможна лишь барабанная дробь или мишурный блеск, чья бутафория оттеняет подлинность ежедневной игры со смертью.
Кароль Фекете в своем "Семейном дневнике цирка Gruss" любуется маскоподобным макияжем циркачей и величавыми позами вышколенных цирковых зверей. Жан-Пьер Хазем показывает баснословных львиноголовых существ. А Оливье Ребюфа создает образ вымышленного цирка, на арене которого живые шталмейстеры гоняют по кругу игрушечных лошадок, а куклы соседствуют с настоящими львами. А одной из самых завораживающих работ на "Магии цирка" оказался постановочный фотороман Сары Мун (кстати, одной из нескольких участников выставки, профессионально работающих собственно в моде) — мелодрама "Девочка со спичками" из жизни мифических русских циркачей, окрашенная сепийными тонами старых фотографий и ностальгической интонацией жестокого романса.
Цирк с трудом поддается окультуриванию — любая эстетизация грозит разрушить его варварскую магию, тем не менее культура XX века всегда его обожала. Достаточно вспомнить Пикассо с его арлекинами и атлетами и Вима Вендерса с его "Небом над Берлином", для которого цирк стал последним возможным местом осуществления чуда. Художников, эстетов, интеллектуалов цирк завораживает как последний оазис сопротивления культуре и преодоления реальности. Выставка в Новом Манеже отсылает больше к этим культурным мифам, чем к личному опыту посещения цирка, чей реальный запах конюшен и хищников навсегда остался одним из ностальгических атрибутов всеобщего детства.