Новый роман Виктора Пелевина «Тайные виды на гору Фудзи» призывает читателя полагаться более на себя, чем на писателя. Обозреватель «Огонька» согласен с такой постановкой вопроса и вместо рецензии написал медитацию
Роман Виктора Пелевина «Тайные виды на гору Фудзи» вышел в издательстве «Эксмо»
Фото: ЭКСМО
Еще со времен сборника «Ананасная вода для прекрасной дамы» (2010) Пелевин незаметно описывает в романах собственный писательский опыт. Это можно считать ключом к его творчеству последних, скажем, 10 лет. Например, в прошлой книге iPhuck 10 Пелевин давал понять, что не стоит ждать от него откровений, потому что все буквы и смыслы есть лишь часть общей словопомольной машины мира; а то, что мы считаем новизной, является лишь ошибкой, сбоем системы. В новой книге Пелевин идет еще дальше: весь фокус «удовольствия от литературы» теперь зависит не от писателя, которого уже можно брать в кавычки, а от читателя.
У олигарха Федора Семеновича (доли в торговых сетях, агропроме, гостиничном бизнесе, последняя инвестиция — сеть охотничьих ресторанов «Вино и колбаса») своего миллиарда еще нет, но в нижнюю часть всех списков и рейтингов он уже входит. То есть по земным меркам у него все есть, и теперь он по совету друзей хочет купить, попросту говоря, само счастье: не мимолетное, как у простых людей, а как бы целиком, пакетом. Задача не из простых — человеческое счастье складывается из много каких элементов, оно тесно связано с нашим прошлым. А главное — наше счастье неотделимо от наших же несчастий; этот парадокс и становится двигателем сюжета. Но какие-то отдельные несчастья в прошлом можно еще исправить, чем в первую очередь Федор Семенович и занимается. А затем уже приступает к погружению в счастье как таковое и вскоре начинает получать настоящий, ни с чем не сравнимый кайф — от понимания мимолетности всего сущего, непостоянства феноменов, растворения собственного я. Обычная буддийская практика, но, естественно, герой достигает этого не своими силами, но усилиями буддийских монахов, чье духовное совершенство теперь можно ретранслировать с помощью технологий в чужое сознание. Это эксплуатация уже не чужого труда, а чужого духа, капитализм на новом этапе, так сказать; то, что одними достигается с помощью духовной дисциплины, другие теперь могут купить за деньги.
Ты подключился к моему духовному багажу, как бы говорит Пелевин читателю, так давай, погрузись в этот, как ты пишешь, «привычный» поток слов и сюжетов, получи хотя бы чуток от того, что имею я, почти даром!.. И роман этот устроен именно как медитация, и ты бьешь себя по лбу и восклицаешь: как же я раньше не догадался!
Романы Пелевина — это давно такой коан, который есть, как известно, загадка без отгадки, изложенная в форме притчи.
Традиционный коан ограничен известным набором героев: умудренный мастер и торопливый ученик, хлопки ладоней, камень, цветок, песня, Будда. Так же и романы Пелевина состоят из одного набора: олигархи, лживый мир критиков и контркультуры на службе у капитала, геополитика в пересказе менеджера по продажам, а с некоторых пор еще и мир феминизма. От читателя требуется не искать новизны сюжета или прозрения, а попытаться расслышать неслышное, хлопок одной ладони, как в самом известном коане. Как и от мира, от романа не стоит ждать ответа; только тогда, может быть, что-то и можно расслышать.
Но, как феминистка не может освободиться от патриархальной привычки видеть свое тело глазами мужчин, так и критик не может освободиться от атавизма под названием «идея романа». Нынешний коан формально посвящен теме «почему мы стали такими злыми». Пелевин, как всегда остроумно, предлагает универсальную гипотезу, объясняющую возникшую в обществе агрессию. Символом ее можно считать политическое ток-шоу на телевидении: сегодня оно напоминает уже древний обряд поношения; как писал антрополог Леви-Стросс в «Мифологиках», повторение заменяет содержание. Объяснить это с точки зрения логики уже невозможно, только при помощи мистических проекций.
Трое олигархов, включая нашего знакомого, оседлав сознание монахов, сумели добраться до медитации четвертого уровня, а затем пытаются на свой страх и риск углубиться еще дальше, заодно и порешав кое-какие дела, например узнать курс биткойна на ближайшие полгода. Однако смешение духовного и материального по меркам высшего разума считается серьезным нарушением законов мироздания. И за это олигархи наказаны; отныне они лишены земных радостей. Отделение духа от плоти «рассыпает» привычные ощущения, и поэтому даже импульсы от физических удовольствий доходят до мозга теперь с опозданием. Или не доходят вовсе, то есть никакого кайфа не возникает, а одно только понимание, что «все тлен». Потеря своего я, как учит буддизм, и есть единственная дорога к счастью. Яхты, дома и дворцы остаются, конечно, в собственности; но если нет тебя самого в качестве субъекта, то и все, чем владеешь, тоже теряет смысл.
Для того чтобы вернуть ощущение простого человеческого счастья обладания чем-то или кем-то, теперь нужно очень постараться. Но и тут есть свои технологии. Попросту говоря, чтобы вернуться в привычный мир, нужно усиленно грешить, тогда, может быть, нирвана отпустит. Но грешить следует специальным образом, а не абы как: так, чтобы уколоть дух мира в самое сердце. Приходится усиленно оскорблять чужие высокие чувства, хулить универсальные ценности и самих носителей этого знания; врать друг другу, воровать и обманывать, обжорствовать и спать почему-то на высоких кроватях, то есть делать все, чтобы вернуться в привычное скотское, или, попросту говоря, человеческое состояние.
Если экстраполировать эту метафору на общество в целом, мы получим вот что. В 1990-е годы нашими людьми овладела иллюзия капиталистического рая; поверив в него, миллионы энергий включились в эту медиацию. Но чтобы попасть в экономический рай, нужно было стать другим внутренне, то есть отказаться от каких-то привычных инстинктов, таких как насилие, например; требовалось себя постоянно сдерживать, ограничивать, усиленно работать над собой. Это оказалось сложно и затратно; а вернуться в прежнее состояние — например, в условный «советский мир» — тоже невозможно. Потоки риторической хулы на мир, который не оправдал иллюзий, являются таким специальным ритуалом, чтобы дух глобализма «отпустил» нас, наконец, обратно. Поэтому и приходится усиленно хулить и высмеивать прозрачное общество, чтобы вернуться к «традиционным ценностям», как мы их понимаем. Они, эти ценности, неказисты, но зато прочны и просты.
В романе, как обычно, много ненависти ко всему современному, к политкорректному, к прогрессу, к человеческим попыткам ставить перед собой высшие планки, а не низшие. Недаром хештег #MeToo, символизирующий осуждение сексуального насилия и домогательств, Пелевин высмеивает в романе с особой страстью. И да, тут он тоже описывает себя, собственный опыт и неудачу с прозрачным миром, в чем вполне честно и признается.
Русская литература находится в тупике — нет ни новых идей, ни языка, за исключением, может быть, двух-трех авторов. Возможно, причина в том, что виновными в этом кризисе авторы считают всегда кого-то другого или мир в целом, а не самих себя. По степени популярности с Пелевиным теперь можно сравнить писателя Алексея Иванова, хотя по всем остальным параметрам они несравнимы, как Набоков и Горький. Но сходятся они еще в одном: во всех бедах России, нынешних и прошлых, виновата «элита», или, как принято говорить, интеллигенция. Именно она охмурила голову русскому народу очередной иллюзией.
Но роман Пелевина потому совершенен, что является универсальным ответом также и ему самому. Почему у нас любая универсальная идея превращается в утопию? Так было и с гегельянством, и с марксизмом, и вот теперь с постмодернизмом и глобализмом. Потому что идея совершенства предполагает в первую очередь, что ты сам будешь стремиться стать совершенным, трудиться над собой. А если ты сам не хочешь предпринимать никаких усилий, как комические герои романа, так нечего и пенять на идею. И еще нельзя пользоваться благами нового мира и при этом оскорблять его принципы и использовать их для каких-то темных делишек, потому что в итоге ты нарушаешь законы мироздания и тебя ждет очередное разочарование и потеря самого себя. Где теперь себя искать, на каких пыльных тропинках — один Будда знает.