«Россия — как разборчивая невеста»

Экс-зампред Банка России Константин Корищенко объяснил Александру Трушину, почему «дедолларизация» нашей экономике не грозит

Глава ВТБ Андрей Костин вслух сказал о том, о чем шептались с начала этого года: населению, возможно, придется отказаться от долларовых счетов. Председатель ЦБ Эльвира Набиуллина, впрочем, спешно заверила: конвертации валютных счетов не будет. Тревога за накопления у населения, правда, не ушла, а сомнения — грядет ли в Отечестве жизнь без доллара — остались

Мы забыли словарь 90-х: «зелень», «бакс», «лавэ». А может, стоит забыть и то, как он выглядит, этот доллар

Фото: Виктор Коротаев, Коммерсантъ  /  купить фото

В случае санкционного запрета для госбанков на расчеты в долларах США возможна конвертация долларовых вкладов. Андрей Костин в интервью Bloomberg высказался однозначно: «Я убежден, что все клиенты всех банков смогут получить назад свои деньги. Это принципиальный момент. Как это будет сделано, в какой валюте — это уже другой вопрос».

Сказанное произвело сильное впечатление: цитата молнией разлетелась по лентам информационных агентств, а банкир стал главным ньюсмейкером недели. Поднялась волна, гасить которую пришлось пресс-секретарю президента Дмитрию Пескову (он заявил, что «российские власти не рассматривают возможность принудительной конвертации долларовых вкладов») и главе ЦБ Эльвире Набиуллиной (которая решительно отреклась даже от самой такой возможности).

Но пока высокие лица комментировали пассаж о вкладах, Андрей Костин развивал тему: на Восточном экономическом форуме он представил свой «план дедолларизации российской экономики» из четырех пунктов (первый и главный — «ускоренный переход в расчетах с иностранными государствами по экспортно-импортным операциям на другие валюты — это может быть евро, юань или рубль»). И вот это уже не опровергал и не корректировал никто. Более того, на прошлой неделе Минфин в лице замминистра Алексея Моисеева заявил, что поддерживает план Костина по дедолларизации российской экономики: «Доллар не должен быть элементом нашего обычного делового оборота. Расчеты между странами должны осуществляться в национальных валютах».

Возможно ли это и с какими рисками сопряжено, «Огонек» спросил у Константина Корищенко, экс-зампреда Банка России, а ныне заведующего кафедрой «Фондовые рынки и финансовый инжиниринг» РАНХиГС.

— Ждут нас перемены в экономике? Будем перестраивать все расчеты на юани и евро?

— Поводов для таких категоричных выводов, как представляется, пока нет. Дедолларизация если и произойдет, то не в ближайшем будущем. Скорее то, что предлагается, можно назвать положительными целями, но как их достичь, из предлагаемого плана непонятно. И, самое главное, еще никто не просчитал последствий, к чему реализация задумки может привести.

— А как понимать заявление Минфина, что «доллар не должен быть элементом нашего обычного делового оборота»?

— А этого и так давно нет. Внутри России запрещены любые расчеты в иностранной валюте, все внутренние расчеты проводятся в рублях.

По словам Эльвиры Набиуллиной, население хранит на валютных счетах в банках 87 мрлд долларов. Но это сбережения.

Люди хотят защитить свои доходы от инфляционных рисков и используют для этого «проверенное средство» — доллар.

С другой стороны, стоит задуматься, много ли у обычных американских или европейских граждан на счетах рублей или юаней и почему…

— Но говорят, что и госбюджет, и бюджеты крупных российских компаний сначала рассчитываются в долларах, потом переводятся в рубли…

— Это заблуждение, дело обстоит не так. Российский бюджет формируется, безусловно, в рублях, но с учетом как минимум двух ключевых показателей: прогнозной цены на нефть и прогнозного курса нашей валюты к доллару. Упрощенно можно считать, что бюджет рассчитывается на основании прогноза цены на нефть, выраженной в рублях. Все эти прогнозы приводятся в сопровождающих документах к закону о бюджете, который Госдума принимает ежегодно.

— А при снижении курса рубля к доллару эта прогнозная рублевая цена увеличивается?

— Конечно, и это положительно для бюджета, потому что повышается рублевая цена нефти и бюджет получает больше доходов. С марта этого года курс снизился с 57 до 68 рублей за доллар. Профицит бюджета сейчас достиг 1,5 процента ВВП, хотя еще зимой прогнозировался дефицит. Не рискуя ошибиться, можно предположить, что такая динамика рубля и нефтяных цен также дает неплохой доход компаниям-экспортерам и банкам.

— С государством понятно, с экспортерами тоже — они получают больше рублей. А в чем выгода банков?

— В принципе, им выгодно как снижение курса рубля, так и его повышение. Любой устойчивый тренд. Поскольку они являются крупными игроками на финансовом рынке и большая часть операций «рубль — доллар» идет через них, они могут быстрее других адаптироваться к ситуации и зарабатывать на этом. Они быстрее других могут менять структуру своих балансов и, таким образом, выигрывают в любом случае. Ситуация стабильного курса, когда нет тренда, на котором они зарабатывают, для банков менее привлекательна.

— А давно у нас цены на нефть стали основой для расчета бюджета?

— В современной России с самого начала. Но цена на нефть в бюджете учитывалась и раньше, во времена СССР, например в пятилетних планах. За нефтедоллары, полученные от экспорта, СССР покупал за рубежом продовольствие и товары народного потребления. Для примера: экспорт энергоносителей в 1980-х годах составлял 40–50 процентов всех экспортных доходов, а в 2017 году минеральное топливо (по сути, те же нефть и газ) давали 59 процентов экспорта. И эта часть экспорта приносит нам доллары, с которыми потом что-то надо делать.

— Получается, нам действительно надо уходить от доллара? Мы уже пытались продавать нефть за рубли, но из этого ничего не получилось. Теперь предлагают перевести расчеты за нефть в другие валюты. Продавая нефть за доллары, мы поддерживаем Америку. А если уйдем от доллара, кого будем поддерживать?

— Простой ответ: будем поддерживать валюту той страны, за валюту которой будем продавать. Наиболее вероятный кандидат на эту роль — евро. Серьезность такого варианта подтверждает история Ливии, которая анонсировала план перехода на торговлю нефтью за евро незадолго до вторжения сил НАТО в 2011 году. У Каддафи также был план введения «золотого динара» в качестве мировой валюты взамен доллара.

— Другие страны — экспортеры нефти тоже стараются уйти от доллара?

— Ирак в начале 2000-х тоже хотел выстроить продажу углеводородов за евро. В 2003 году началось вторжение США. Иран в 2007 году планировал основать Тегеранскую нефтяную биржу, чтобы позволить всем желающим торговать углеводородами в валюте, отличной от доллара, и подпал под санкции. В каждом случае была своя история, но лидеры этих стран пытались в той или иной форме «отвязаться» от доллара. Но почему речь только о нефтеэкспортерах? Вот Европа, например, также рассматривает способы снизить зависимость от доллара: несколько дней назад Жан-Клод Юнкер высказал недоумение по поводу того, что Старый Свет оплачивает 80 процентов своих счетов за импорт энергии в американской валюте.

— Вы можете объяснить, как такая система сложилась?

— Продажа нефти в другие страны — это экспортно-импортная операция и, следовательно, в ней участвует две страны, каждая, как правило, имеет свою независимую валюту. Если контракт предусматривает расчеты в одной из национальных валют, то для другой стороны возникает несколько рисков. Риск первый: контракт заключается на длительное время, а валюта контракта за это время может либо подняться в цене процентов на 10–20, либо опуститься. Кому это понравится? Конечно не той стороне, которая недополучит денег за свою нефть. Значит, для контракта надо выбирать валюту, которая в наименьше степени подвержена колебаниям. Либо такие валютные риски надо хеджировать — для этого придуманы фьючерсы, опционы и так далее. Но такое хеджирование повышает издержки и тем сильнее, чем менее стабильна валюта контракта. И получается, что рынок экспортных контрактов базируется в основном на резервных валютах: доллар, евро, фунт, йена и юань (тоже резервный с сентября 2017 года).

К этому надо добавить, что в мире цены на товары принято устанавливать в определенных валютах. Вот на нефть — в долларах. И тому есть в том числе политические причины, например договоренности между США и Саудовской Аравией.

— Значит, в основе — минимизация рисков?

— Не только. Есть и другие нюансы. Какое-нибудь наше российское предприятие заключит, предположим, с новозеландской фирмой контракт на поставку товаров, например сливочного масла, с оплатой в рублях. Не факт, что контрагент сможет эти рубли получить: нелегко найти новозеландский банк, который может и готов работать с рублем. Не уверен, что и в других странах, кроме ближайшего зарубежья, найдется много банков, способных обслуживать клиентов в рублях. Далеко не все даже китайские банки открывают рублевые счета. Или другой сюжет: допустим, вы получили лиры от турецких партнеров. Захотите ли вы их хранить? Ведь ваши лиры обесценятся из-за инфляции, которая в Турции в августе подскочила до 17,9 процента к прошлому году. И сами турки бросились скупать доллары, чтобы сохранить свои сбережения. А если вы хотите оплатить зарубежный контракт в рублях и приходите в российский банк за рублевым кредитом, вы его получите по ставке более 10 процентов. А долларовый кредит возьмете под существенно меньший процент. Так какую валюту выбрать выгоднее?

— Выгоднее, получается, та самая долларизация, с которой нас призывают бороться?

— У медали, как всегда, две стороны. В хорошие времена долларовые долги помогали наращивать темпы роста экономик развивающихся стран. Но в кризисные периоды это приводит к высоким процентным ставкам при рефинансировании долгов и жесточайшей девальвации национальных валют. Долларизация как механизм стабилизации государственных финансов пропагандируется с 80-х годов прошлого века. Самый яркий пример — Аргентина. Ее валюта, песо, была привязана к доллару. Аргентину все инвесторы считали образцом растущей экономики. Пока не грянул «большой аргентинский кризис» в 2002 году, из которого эта страна не выбралась до сих пор.

— Если нефть — биржевой товар, торгующийся в Лондоне или в Нью-Йорке за доллары, а мы от них хотим «отвязаться», то почему бы не перейти на Шанхайскую или Гонконгскую биржу?

— Да, есть китайские биржи, на которых нефть торгуется за юани и золото. Они существуют около двух лет, и китайцы их очень продвигают. Но торговли за рубли там нет. Потому что наша нефть продается Китаю по долгосрочным контрактам, а для этого биржа, в принципе, не нужна. К тому же при использовании китайских бирж возникает вопрос, нужно ли нам столько юаней. У нас торговый оборот с Китаем около 90 млрд долларов. Если наша компания продает, например, алмазы за юани, она должна там же, в Китае, на эти юани что-то и покупать. Но если она захочет купить чилийскую медь, то там юани не пригодятся — придется их менять на доллары. А операции по обмену валют всегда сопряжены с риском и дополнительными издержками. Следует отметить, что чуть меньше половины мирового валютного оборота приходится на доллар. И чтобы что-то купить в других странах, использовать доллар легче и дешевле, чем другие валюты.

— Так в чем главная проблема дедолларизации?

— В мире за последние 500 лет всегда доминировала какая-то одна валюта: испанский песо, голландский гульден, португальский реал, английский фунт. Сейчас американский доллар. Но все меняется… Проблема дедолларизации не в том, чтобы отказаться от одной валюты. Легко сказать: давайте уйдем. И все соглашаются. А куда уйдем? Использование нескольких национальных валют — это не выход, много рисков. Заменить доллар на другую валюту, в принципе, можно. Для нас есть политический и экономический вопрос, на что менять. В сегодняшней ситуации на эту роль примерно равно претендуют евро и юань. А Россия, как разборчивая невеста, должна выбирать.

— Мы готовы к этому выбору? Что-то от нашего выбора зависит?

— К сожалению, рубль не входит в число резервных мировых валют, вокруг которых строятся международные торговые отношения. И будем реалистами, по целому ряду причин вряд ли войдет в ближайшее десятилетие. В том числе, кстати, потому что мы — страна, существенно зависящая от экспорта сырья. Выбирая «новую» валюту для нашего экспорта, мы, конечно, можем выбрать путь диверсификации валют: половину экспорта продавать за евро, вторую — за юани. Но такая диверсификация может принести больше издержек, чем выгод.

Константин Корищенко, финансист

Фото: Геннадий Гуляев, Коммерсантъ

— А что с возможной конвертацией долларовых счетов населения в рубли?

— Мне кажется, этот сюжет — пример неудачной коммуникации государственных структур с населением. Существует сформировавшееся негативное отношение людей к различным инициативам властей в денежной сфере. Поэтому, кто бы что ни говорил, население действует по принципу «береженого Бог бережет».

Беседовал Александр Трушин

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...