В Москве стартовал II международный фестиваль комиксов "КомМиссия-2003". Он начался с выставки "Комикс выходит из подполья", открывшейся в Музее и общественном центре имени Сахарова. Рассказывает ИРИНА Ъ-КУЛИК.
Московский фестиваль "КомМиссия" проходит уже во второй раз и надеется стать ежегодным, международным и респектабельным — во всяком случае, настолько, насколько это возможно в данном жанре. Например, "КомМиссия" принимает две выставки из Национального центра комиксов во французском Ангулеме, где проходит один из самых знаменитых в мире фестивалей жанра. Обещано, что приедет сам Мебиус (Жан Жиро).
Слова о "выходе из подполья" применительно к русскому комиксу звучат пафосно, но не совсем обоснованно. Конечно, комикс — искусство по определению субкультурное и даже анархическое. Комиксмейкер, способный создать убедительный и доходчивый воображаемый мир в одиночку, практически на коленке, без контроля и поддержки супериндустрии вроде кинематографа, не может не внушать подозрения. В Америке 1950-х особенно благонамеренные граждане даже устраивали костры из рисованных книжек про похождения супергероев: считалось, что они пагубно влияют на подрастающее поколение. Но в России до недавнего времени жечь при всем желании было нечего, если не считать комиксами приключения Мурзилки и карикатуры из "Крокодила". Применительно к молодому отечественному комиксу можно говорить разве что об информационном подполье. Впрочем, даже нынешняя выставка "КомМиссии" уже столкнулась с некоторой цензурой. Напуганная погромщиками дирекция центра убедила организаторов фестиваля убрать все картинки религиозного и эротического содержания.
Впрочем, на "КомМиссии" есть на что посмотреть и помимо эротики. Сплошняком развешанные на стендах и стенах комиксы всех сортов и мастей казались сотнями окон, ведущих в бесчисленные воображаемые миры. Классические жанры героических приключений представлены как фэнтези-былинами с подписями, выведенными славянской вязью, так и вполне убедительными творениями российских последователей японских "манга". Среди последних попадаются не только фантастические саги, но и лирические зарисовки обо всем и ни о чем из девичьих дневников современных урбанистических Сей Сенагон ("Порыв ветра" питерской комиксмейкерши по имени Татка). Экспрессионистский черно-белый киберпанк ("Наномир" Виктора Базанова) или забористый спортивно-футуристический экшн из жизни мускулистых полуобнаженных амазонок, прорисованных со сладострастной тщательностью ("Арена" Эдуарда Миронюка) ничуть не отличаются от международных образцов жанра. Зато экспериментальные комиксы кажутся принадлежащими сугубо местной традиции."Ничевоки" Егора Чистякова обязаны своим названием группе русских авангардистов 1910-х годов. Этот комикс рассказывает о похождениях существ, напоминающих дырку от бублика на паучьих лапках. Причем в одной серии такой "ничевок" называется "Мистером Сингулярность", а в другом — исполняет роль Владимира Ильича Ленина. Сугубо местную версию психоделики предлагает Евгений Пронин в своих "Вечерах на хуторе близ Эль-Пасо", где кастанедовский Дон Хуан изъясняется на мове. Зато комикс-версия похождений Фандорина выглядит вполне интернационально, чем выгодно отличается от телеэкранизации "Азазеля".
Сатирический жанр представлен как банальнейшими газетными карикатурами Сергея Елкина, так и вполне глючным циклом про суперпродюсера, нашедшего для очередного телешоу трехногую ведущую ("О, Амлински" Tim Dim).
А одним из самых экзотических явлений фестиваля стало движение "Furrevolt! — Фурревое ополчение", отстаивающее права всяческих пушистостей быть полноправными героями комиксов любых жанров. Один из идеологов меховой революции — Hachette сделал пушистых, глазастых и ушастых зверушек героями меланхолического шпионского триллера "Наемники", где они предстают в ролях разочарованных жизнью профи.
Впрочем, классификации российские комиксы поддаются с трудом. Завораживает само ощущение автономного художественного мира, на который словно бы не распространяется сила тяжести, действующая в привычной культурной среде. Так что выставка "КомМиссии" — опыт столь же ошеломляющий, как и возможность покувыркаться в невесомости.