Национальная комедия

Не надо иметь никакого личного жизненного опыта, достаточно каждой осенью прие


На экран вышел "Оазис" — корейский фильм о странностях любви. Эти странности удивили даже привыкшего ко всему корейскому АНДРЕЯ Ъ-ПЛАХОВА.
       Не надо иметь никакого личного жизненного опыта, достаточно каждой осенью приезжать на фестиваль в Венецию. Смотря там исключительно корейские фильмы, можно стать крупным специалистом по любовным экстримам. Сначала затейники корейцы завезли в Европу "Ложь" — учебник садомазохизма и анального секса. Потом "Остров", где любовь сопровождалась заглатыванием рыболовных крючков и выдиранием кишок. И вот теперь "Оазис". Впрочем, теперь даже тратиться на Венецию не нужно: через каких-нибудь полгода те же фильмы появляются в Москве, где еще недавно из корейского можно было найти только морковь да капусту.
       Разбитая церебральным параличом молодая женщина ухитряется влюбить и привязать к себе вчерашнего зэка, блудного сына приличной семьи, готового ради своей возлюбленной хоть опять в тюрягу, хоть на тот свет. В распоряжении режиссера Ли Чан-Донга знакомый инструмент — эпатаж, но почему-то он не выглядит приевшимся. Герой носит на руках и кормит из ложки бьющееся в конвульсиях тело. Зрелище не из приятных, но стоит к нему притерпеться, и оно начинает смахивать на виртуозный цирковой дуэт.
       Ли Чан-Донг легко мог бы сделать трагедию убитой обществом любви, но это, скорее всего, обернулось бы пафосом и пошлостью. Взамен режиссер предлагает горькую комедию. Чего стоит сцена в полицейском участке, где героиня издает нечленораздельные звуки, чтобы объяснить, что ее не изнасиловали, а все было по любви и согласию. Тщетно: оазис счастья существует только виртуально — на коврике, повешенном над кроватью больной, то есть в запредельном мире воображения. Но воображение маргиналов сильнее реальности и насильно тянет ее в коврик хеппи-энда.
       Конечно, нормального зрителя трудно заманить на кино, где героиня брызжет слюной и ходит с перекошенной физиономией. Разве что ее ради хохмы играла бы Николь Кидман. Но и та себе недавно подпортила внешность и приклеила некрасивый нос, чтобы изобразить страдающую и безумную Вирджинию Вулф. А Сальма Хайек приклеила усики и захромала в роли Фриды Кало. Так вот, играющая в "Оазисе" актриса Хан Гон-Джу в жизни прехорошенькая, ничуть не хуже Кидман или Хайек. И даже в качестве доказательства появляется на экране неизуродованной в минутных вспышках воображения героя. Так что впору говорить не про национальное увлечение уродством, а про то, что корейцы доводят до последней черты мировую моду.
       "Дурочек", "уродин" и "блаженных" было немало в программе последнего Венецианского фестиваля, включая и героиню "Дома дураков" Андрея Кончаловского, и потерявших рассудок "кукол" из одноименного фильма Такеши Китано. Но корейское уродство и корейское безумие все равно самые крутые. Корейцы более витальны, чем японцы, перевернувшие мир своей "Империей чувств", и не испорчены эстетизмом. Кроме того, им очень помогает творить национальная трагедия — раздел страны. При чем здесь любовь? Еще как при чем. И садомазохизм, и выдирание внутренностей, и даже анальный секс — это понятные каждому метафоры судьбы страны, разодранной пополам. Церебральный паралич — еще одна метафора родины, которую приходится любить и такой. А коврик с нарисованным на нем оазисом посреди пустыни — идефикс, прекрасная мечта Юга о Севере и, наоборот, о том месте, где хорошо и где нас нет.
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...