Арт-обозреватель «Коммерсантъ FM» Дмитрий Буткевич рассказывает о выставке, на которой представлены полотна Кузьмы Петрова-Водкина.
Фото: Евгений Павленко, Коммерсантъ / купить фото
Побывать в Санкт-Петербурге и не зайти в Корпус Бенуа на ретроспективу «Кузьма Петров-Водкин. К 140-летию со дня рождения» преступно. Вот, смотрите, несколько цифр: 236 произведений, десятки музеев и частных коллекций; две столицы. Бесконечная череда залов, которая классически полно показывает путь художника — от первых, слабых и очень подражательных работ начала нулевых до мощных и странных, совсем не «ко времени» выполненных мадонн и натюрмортов с перевернутой иконной перспективой, — это первые послереволюционные годы, — до столь же странных, но то ли каких-то надрывных, то ли издевательских изображений новой жизни рабочих и крестьян в 1920-е-1930-е годы.
Причем интересно, что подражает Петров-Водкин всем подряд: то Венецианову, то фрескам Проторенессанса, то любимому учителю Серову, то Борисову-Мусатову, то пишет почти иконные образы из хвалынского старообрядческого детства, то в 1910 году — картину «Сон», одну из самых скандальных в истории русской живописи: две обнаженные женщины пристально смотрят на обнаженного спящего юношу. Картину яростно громил Репин и столь же яростно защищал Бенуа. Она, кстати, есть на выставке.
Он был реформатором художественного образования в стране, воспитав массу выдающихся художников, большинство которых писали очень похоже на самого Водкина. Был известным театральным художником, литератором (помните, «Хвалынск»?) и теоретиком искусства. А в 1932-м избрался первым председателем Ленинградского отделения Союза советских художников. Умер в 1939-м и попал в полнейшее забвение до конца 1960-х.
Странный жизненный путь. Странная творческая судьба. Странная выставка, которая иногда производит практически пугающее впечатление. Например, вот это: «Рабочие» 1926 года — лица почти гримасничают, пальцы скрючены в горсть. Или еще страшнее — большое полотно 1937 года «Новоселье. Рабочий Петроград». Здесь комната с остатками живописи на стенах наполнена разношерстной публикой: пара военных, крестьянин в армяке, непременная мадонна и гражданки в косынках, в окне виден шпиль Петропавловки. А посередине в фас — автопортретное изображение человека с трубкой и ухмылкой на бородатом лице.