В начале марта в Центральном Доме художника открылся XIV Московский антикварный салон. Уже во второй раз на нем рядом с мебелью и предметами интерьера из России появились западные вещи. Комментирует СЕРГЕЙ ХОДНЕВ.
От долгих хождений по просторам салона, раскинувшегося на двух этажах ЦДХ, первое впечатление таково: старинную мебель нынешний состоятельный покупатель ценит, но не то чтобы слишком. Однако это впечатление обманчиво — настоящий мебельный антиквариат покупают не на салонах, точно так же как на охоту за медведем не ходят в зоопарк. У большинства галерей-участников есть обширные запасники, где мебель ждет своего покупателя и заказанной им по мерке реставрации.К тому же весенние антикварные салоны традиционно случаются накануне 8 Марта, и подавляющее изобилие витрин с драгоценностями в связи с этим вполне уместно. Живопись, густо развешанная по большинству выставочных стен, предлагала себя куда более навязчиво, и это тоже привычно и понятно. Брошка столетней давности — это совсем ни к чему не обязывает, живопись, особенно если это что-то крупноформатное типа Генрика Семирадского,— чуть более обременительно, но все равно мебель, даже если не замечать прикрепленного к ней ценника, куда более требовательна к интерьеру.
Тем не менее значительное число салонов предпочитало хоть парочку предметов (непременно в превосходном состоянии, буквально лоснящихся) все-таки представить. Несмотря на явное разнообразие концепций и политики этих салонов, создается ощущение, что практически вся привезенная в ЦДХ мебель подчинялась довольно четким закономерностям. Во-первых, это касается жанров. Абсолютные фавориты — стулья (как правило, гарнитуры или хотя бы парные) и почему-то буфеты. Далее по убыванию: секретеры или бюро, консоли, кресла, комоды, диваны. Столы в основном всякого камерного типа: столики-"бобок", ломберные и так далее, хотя есть и полные обеденные гарнитуры, а также единичные случаи добротных письменных. Другие разновидности шкафов (хотя бы посудных — витрины, серванты) не были представлены вовсе или почти.
Что касается хронологии и географии, то тут все более или менее ясно: подавляющая часть вещей — это вторая половина XIX — начало XX века, производства в основном отечественного.
Вопросы стилистики естественным образом вытекают из хронологии вещей. Приоритет разделили между собой приблизительно пополам неоклассика разных типов и модерн. В первом случае преобладали в основном вариации на темы русского ампира со всеми необходимыми приметами: лиры на спинках стульев, бронзовые накладки, светлые тона карельской березы и грушевого дерева; тут особенно отличились салоны "Русская усадьба" и "Русская старина". Барочно-рокайльные формы попадались совсем редко, да притом, как правило, в довольно неважном исполнении. Неоренессанс и неоготика встретились в одном-единственном месте — у петербургских "Старых годов". Но чего не было совсем (даже какими-нибудь маленькими полочками или шкафчиками), что и прискорбно и странно,— это русского стиля: ни тяжеловесного — в духе Александра III, ни более рафинированного вроде изделий абрамцевских мастерских.
Западные вещи явно делятся на две категории. Вещи, найденные в России и ввезенные из-за рубежа. Среди первых, например, угодивший в топ-лист немецкий шкаф конца XVII — начала XVIII века, украшенный маркетри (слоновая кость и дерево) с охотничьими сценами, из салона "На Патриарших". Или значительно более "новый" (середина позапрошлого столетия) столик из розового дерева французской работы с бронзовыми накладками и эмалевыми миниатюрами — салон "Ратмир".
Среди вторых — поздний европейский модерн и ар-деко. Стенд реставрационных мастерских Lumi (блеснувших в прошлый раз своим ар-деко и даже робким европейским функционализмом) традиционно предлагал неплохие вещи, видимо не так давно найденные в европейских (причем скорее всего восточноевропейских) антикварных стоках. Отдельные вещи встречались на многих стендах, а вот московский салон "Старые годы" целиком сосредоточился на европейском ар-деко, представив весьма и весьма выдающиеся, хотя и довольно поздние, вплоть до конца 1950-х, образцы. Особенно публике нравился маленький туалетный столик криволинейных очертаний, декорированный желтоватой скорлупой страусиных яиц.
Ориенталистика вообще занимала достойное место, но при этом наибольший удельный вес приходился на стилизации внутри того же ар-нуво. Подлинные японские и китайские предметы, причем высокого качества, тоже были, но в основном у "специалистов" (например, салоны Fashion Culture Gallery и ЮДЭН).
Оживить купленный столик или буфет тоже не составляло труда, благо подобающие украшения и сопутствующие предметы — многочисленный фарфор (Китай с Японией, или, куда чаще, Саксония "под Китай", плюс Императорский фарфоровый завод и неизменно популярные гарднеровские фигурки) и мелкая пластика, как литая, так и лепная,— продавались в изобилии. Несколько удивляла редкость зеркал: такая, казалось бы, распространенная и ходовая вещь, куда там грандиозной мебели для столовых. Удивительно мало было также всякого рода осветительных приборов — подсвечников-то хватало, а потолочных или хотя бы настенных светильников не очень. Это немного досадно в силу того, что лампы русский модерн производил весьма эффектные — хотя использовать их с современной электропроводкой без соответствующей доработки затруднительно. Мебель — она все-таки проще: поставил себе буфет, весь в томно-изогнутых резных линиях, и заполняй его хоть посудой из IKEA. Тем более что почти у всех продаваемых шкафов глухие дверцы.