фестиваль балет
Гала-концертом "В честь Нуреева" завершился фестиваль балета "Мариинский". Рудольф Нуреев присутствовал в виде кадров кинохроники, спроецированной на задник сцены. На сцене вместе с артистами Мариинки прошли почти все приглашенные звезды фестиваля, и даже немного сверх того — труппа Иржи Килиана NDT и этуаль Grand Opera Манюэль Легри прибыли специально на гала. За финальным парадом следила ЮЛИЯ Ъ-ЯКОВЛЕВА.
Для гала танцовщики вынули из чемоданов свои главные концертные боевики: испытанные, пригнанные до винтика и проверенные на публике по всему миру. Йоханн Кобборг и Алина Кожакару привезли сразу два номера. Старинное датское pas de deux из "Фестиваля цветов в Дженцано": ради правоверного датчанина Кобборга, блеснувшего прелестным артистизмом и феноменальной работой быстрых ловких ног (подладиться к которым по старой петербургской привычке тщетно пытался дирижер Борис Грузин, но больше мешал солисту досадными замедлениями темпов). Зато драматичный дуэт из "Ромео и Джульетты" Макмиллана был затеян, конечно, ради Кожакару, трогательно белевшей на темной сцене Мариинки, что твоя Наташа Ростова, мечтавшая взлететь с ночного балкона.
Манюэль Легри в "Сюите танцев" Роббинса бросал страстные взгляды и метал пируэты к ногам скромницы-виолончелистки (Оксана Мороз), невозмутимо выпиливавшей смычком музыку Баха. А отдышавшись за время "Бахти" Фаруха Рузиматова, вышел с Дианой Вишневой в дуэте из "Кармен" своего соотечественника Ролана Пети. В хабанере, которую хореограф отобрал у оперной Кармен и отдал балетному Хосе, знойный мужчина Легри с таким самозабвением выжигал в пространстве острые углы движений и безошибочно впечатывал условно "испанские" позы, что чуть ли не впервые за пятилетнюю бытность этого балета в Мариинке обнаружилось, что его скучноватая хореография может быть захватывающей, а сам Пети предстал прямо-таки знатным мастером танцевальных композиций. Но самый большой энтузиазм в местной публике вызвало появление в pas de deux из "Корсара" Игоря Зеленского, недавно оправившегося после травм и операции на спине. И это отделение лучше всего подтвердило старую истину, что игнорировать стили глупо и неблагодарно, что хотя в театрах по всему миру давно идет в общем-то одно и то же, но русскую классику никто не танцует лучше самих русских, датскую лучше датчан и так далее.
Выбилась из общей концепции только парижанка Аньес Летестю. Ей и партнеру Жан-Гийому Бару отвели почетное заключительное grand pas из "Раймонды". Это был шанс реабилитироваться за проваленную "Пахиту" (см. Ъ от 28 февраля). Правда, в grand pas "Раймонды" и навалять-то, по правде говоря, нечего: виртуозность балеринской партии, самой протяженной и трудной во всем русском репертуаре XIX века, здесь иссякает; неторопливо меланхоличная вариация построена на игре рук, капризно замирающих позировках, вальяжных прогибах корпуса, легком беге на пуантах, и решающей здесь оказывается не сила мышц, а музыкальность и женственный шарм. Но в Париже эта партия переделана до неузнаваемости. Венгерская графиня Раймонда выглядит так, будто балерина по ошибке пришла танцевать балет "Шехеразада", да так и не заметила подмены. Забавно было наблюдать нескрываемую оторопь, с которой вышколенный петербургский антураж оклассиченных "венгров" смотрел на свою французскую предводительницу. Она была не виновата: в Париже так поставлено. И Летестю была в ударе, танцуя, как научили. Змеей посматривала из-под сверкающего венца, сладострастно прогибалась и оглаживала тело, плела восточные узоры перевитыми браслетами руками и, уперев руки в бока, разгуливала по сцене с надменным видом генерал-губернаторши. Конечно, ее выступление смазало задуманный блестящий финал. Но зато значительная часть публики, опасаясь опоздать на автобусы, поезда, электрички, самолеты, сорвалась с мест в последнем антракте. И самое главное, лучшее и впечатляющее все-таки увидеть успела, потому что это главное поставили открывать концерт. Концерт открывал NDT Иржи Килиана с одним из лучших балетов своего хореографа "Bella Figura".
Входя в зал перед началом гала, публика замирала. Сцена была по-будничному открыта, над ней висели два хрустальных гробика, в гробиках спали две голые пластмассовые куклы в натуральную величину и с подробно выделанными половыми признаками. В глубине сцены копошились танцовщики. Осваивали новое пространство, пробовали поддержки и прыжки, то снимали, то надевали надетые для тепла штаны и гетры и звонко щелкали резинкой, поправляя бандажи на голых ягодицах. Балет подкрался незаметно: танцовщики вдруг застыли, пошла музыка, зрители немедленно пороняли программки, номерки и мобильные телефоны.
В "Bella Figura" музыка современного композитора Лукаса Фосса непринужденно сменяется старинными Перголези, Марчелло, Торелли, и Килиан умудряется из танца стопроцентно "современного" извлекать пафос под стать. Жалкую истеричную комедию двух человеческих марионеток, вскидывающих руки, ноги, плечи, головы, как бы подрагивая на невидимых нитях, хореограф словно бы комментирует величавой танцевальной ораторией девяти танцовщиков и танцовщиц: все девять топлесс, все девять задрапированы в пышные алые шелковые юбки вроде придворных испанских костюмов. Сцена одета как для священнодействия: открытые боковые прожекторы похожи на сверкающую антрацитовую кладку, в жертвенниках по краям пляшет натуральное пламя. Черный занавес, наползающий сверху, справа, слева, сжимает пространство, как диафрагма фотообъектива, выхватывая то одну, то другую мизансцену. Когда черный занавес пополз сверху, складками укладываясь на протянутых руках танцовщиков в алых юбках, зал обмер. Когда в финале хореограф, вырубив музыку, дал последнее слово протагонистам, потрясающе вычертившим свой дуэт лишь под звуки лопающегося в жаровнях пламени, по залу пронесся стон коллективного театрального оргазма. Ходил слух, что в зале простым зрителем будет сидеть величайший хореограф современности Уильям Форсайт. Обозреватель Ъ, дико интересуясь насчет автографа знаменитости, крутила головой, но заметила только хореографа Бориса Эйфмана, однако особенно не расстроилась. "Bella Figura" — такая конфетка сразу для всех: публики, критиков, местных творцов, что, привези Мариинский театр на свой фестиваль только ее, за фестивальный проект ему можно смело записать себе жирную "пятерку".