«Если нет базиса, то никакая надстройка не спасет»

Новый председатель горсуда Алексей Лаков о своих взглядах на профессию

Председатель городского суда Санкт-Петербурга Алексей Лаков, назначенный на эту должность 1 января 2018 года, в своем первом интервью рассказал о том, что не видит проблемы в арестах оппозиционеров, которые вызвали большой общественный резонанс, и поддержал судебную реформу. Также, по его мнению, в исключительных случаях при расследовании экономических преступлений суд может арестовать предпринимателей. О том, почему он пришел в судебную систему, чего требует от подчиненных и какое лицо у петербургского правосудия, Алексей Лаков рассказал корреспонденту “Ъ” Дмитрию Маракулину.

Председатель городского суда Санкт-Петербурга Алексей Лаков

Фото: Егор Ежов, Коммерсантъ

— В последние пару лет взаимодействие между судебной системой Петербурга и СМИ улучшилось, но проблемы все же остаются: в выходные дни журналисты не могут попасть в суд, даже если процесс проходит в открытом режиме, к примеру. Видите ли вы проблемы во взаимоотношениях со СМИ? И если да, то как их можно решить?

— Абсолютно обоснованы претензии журналистского корпуса. Кроме того, ко мне обращался уполномоченный по правам человека в Петербурге по обеспечению доступа журналистов в суды в выходные дни. Для решения этой проблемы мы планируем организовать встречу со всеми заинтересованными структурами: службой судебных приставов, правоохранительными органами, Управлением судебного департамента при ВС РФ в Санкт-Петербурге.

С нашей стороны уже предприняты некоторые шаги, чтобы взаимодействие продолжалось: не просто так была создана объединенная пресс-служба судов Петербурга. И если сегодня возникает какое-то недопонимание, то это уже в ранге ЧП, в Санкт-Петербурге это не система.

Вместе с тем необходимо отметить, что проблема взаимодействия — двусторонняя: некоторые шаги отдельных недобросовестных журналистов вызывают отторжение. Когда, к примеру, журналист приходит в суд (я не говорю даже о судебном заседании) изначально с намерением провоцирования конфликта. Ему нет необходимости получения объективной информации, ему изначально нужен инфоповод по конфликтной ситуации.

Вопрос провокации, могу честно сказать, также зависит от судьи. Судьи — не с Луны, не с Венеры, Марса или из другой галактики, мы здесь росли, здесь учились, мы ходим по тем же улицам и смотрим то же кино, живем в таких же квартирах, мы такие же люди, мы часть этого социума. Естественно, что и нам свойственно допускать ошибки.

Но если судья поддается на провокацию, это его не красит. Надо в любой ситуации сохранять чувство собственного достоинства, уметь себя сдержать. Элементарно! Не вступать в базарную полемику, а поступать в соответствии с процессуальным законом, отдав соответствующие указания судебным приставам и аппарату суда.

Мы готовы к острым вопросам, пусть даже для нас они будут нелицеприятные, но не к провокации конфликта. Ждем от вас, журналистов, пожеланий и предложений, связь должна быть двусторонней. Я как председатель горсуда Санкт-Петербурга предпринимаю все необходимые шаги для того, чтобы журналистам было комфортно работать с судебной системой.

— Стрессоустойчивость, видимо, необходимое качество при работе судьей. И, возможно, мужчины лучше готовы «держать удар»?

— Сегодня у российского правосудия женское лицо, и это объяснимо. Чтобы стать судьей, кроме высшего юридического образования необходим пятилетний стаж работы по специальности. Аппарат суда получает очень маленькие деньги. Естественно, молодые люди, даже и желающие работать в аппарате суда, не могут себе этого позволить. Поэтому сегодня мужчины — сотрудники аппарата суда вообще отсутствуют как класс. Всю работу выполняют женщины, а руководят — мужчины. И чем мы ниже спускаемся по судебным инстанциям, тем мужчин все меньше и меньше.

Но проблема не только в гендерном вопросе, проблема — в образовании. До недавнего времени мы получали судей, имеющих классическую академическую юридическую подготовку. Сейчас ситуация изменилась: вузов — много, но теоретическая база их выпускников, к сожалению, слабовата, и практика в этом случае не спасает.

Я на протяжении шести лет был представителем горсуда в квалификационной комиссии адвокатской палаты Санкт-Петербурга, принимал экзамены у потенциальных адвокатов. Сразу видно, откуда потенциальный адвокат приходит, где он получал образование.

Зачем изучают теорию государства и права? На этом все зиждется. Есть право, а есть закон: законы меняются, но правовые постулаты остаются всегда. А если у тебя по этой теме огромный пробел… Помните, раньше было — базис и надстройка. Если нет базиса, то, извините, никакая надстройка не спасет, минусы вылезут в дальнейшей работе. А когда начинаешь работать, то тебе уже не до образования: сам ты за книжку того же Леопольда Каска не сядешь и не будешь ее читать.

А жаль, поскольку самообразование — необходимо. Что я под этим понимаю? Уже при практической работе возникает потребность «сунуть нос», к примеру, в смежную специальность, последить за изменениями законодательства и практики, при этом практики не только в стенах одного суда, но и других регионов.

— А как вы в целом оцениваете судебную систему Петербурга?

— У нас работает много судей. В целом уровень профессионализма я бы оценил как высокий. И статистика мои слова подтверждает: количество дел, решения по которым принимают силу закона, я бы назвал очень высоким даже на уровне всей России. И это объективные данные.

В основной массе наши судьи — это люди, которые ведут себя в любой ситуации достойно; они принимают законные и обоснованные решения в интересах граждан, общества и государства.

Но любое дело — это всегда конфликт, в который вовлечен суд, и именно суд принимает решение. Всегда существует проигравшая сторона. И, в отличие от удовлетворившейся стороны, которая не пишет благодарственных писем, сторона, не получившая сатисфакции, предпринимает определенные меры, зачастую очень дурно пахнущие: искажает факты, привлекает СМИ (которые часто, согласитесь, транслируют этот негатив в публичное пространство), начинает поливать грязью судью. Инициатива в негативе принадлежит проигравшей стороне.

— Если уровень профессионализма высокий, то как быть в таком случае с арестами предпринимателей, которые «продолжают продолжаться»? Неоднократно высшие суды говорили о том, что коммерсантов при расследовании экономических преступлений не следует отправлять в СИЗО.

— Практика, безусловно, меняется, и в отношении предпринимателей тоже: заключений под стражу подозреваемых (обвиняемых) в преступлениях в предпринимательской сфере в разы стало меньше. Но тут есть нюансы, и я объяснюсь.

Что говорит закон? Нельзя избирать меру в виде заключения под стражу, когда подозреваемый (обвиняемый) является индивидуальным предпринимателем либо исполняет управленческие функции в коммерческой организации. Зачастую лица, которым судьи избирают меру в виде заключения под стражу, не являются предпринимателями и не выполняют управленческие функции в коммерческих организациях. До того как возглавить городской суд Санкт-Петербурга, я был заместителем председателя горсуда и курировал работу апелляционной инстанции по уголовным делам. Я жестко указал апелляции: если подобные решения есть (аресты предпринимателей), то такие решения — отменять. И мы отменяли. Весь этот процесс проходил на моих глазах. Поэтому могу утверждать: тенденция меняется, что бы ни говорили адвокаты и некоторые СМИ.

Но, замечу, даже предпринимателей можно арестовывать: к примеру, если он нарушил условия ранее избранной меры пресечения.

— Большой резонанс в обществе получили аресты оппозиционеров.

— Проблемы как таковой в происходящем я не вижу. Существуют нормы Кодекса об административных правонарушениях. При этом нам неважно, является ли человек, их нарушивший, оппозиционером или среднестатистическим гражданином России, работником завода «Серп и молот», мы об этом даже не знаем, если честно. Суд в данном случае правоприменитель, и применение санкции законом тоже предусмотрено: кому — штраф, а кому — административный арест. Суд и подходит дифференцировано к назначению наказания, предусмотренного конкретной статьей закона. Еще раз подчеркну: мы — правоприменители, закон дает нам алгоритм, по которому мы действуем.

— Сегодня некоторые судьи не просто не хотят вникать в различные новые технологии и явления, которые возникают благодаря этим технологиям, но даже и сопротивляются им.

— Научный прогресс остановить невозможно. И какое бы ни существовало сопротивление, внедрение технологий — электронное делопроизводство, рассмотрение новых категорий дел (к примеру, связанных с авторским правом, патентным) — это, грубо говоря, как плевать против ветра. Технологии будут развиваться семимильными шагами. Мы будем рассматривать новые категории дел, учиться и понимать происходящие изменения. И тот, кто не будет готов к этим изменениям, должен будет отойти в сторону.

— Реформа судебной системы: введение института присяжных в районном суде, создание апелляционных и кассационных судов. Как вы к этому относитесь?

— Оценивать работу суда присяжных в районных судах еще рано: нет практики. Судьи горсуда сделали все, что возможно: теоретическая база до судей районного звена доведена, специфика объяснена, о подводных камнях этой категории дел рассказано. Надеюсь, глобальных сбоев не будет.

Реформа апелляционных и кассационных судов назрела очень давно. Я ее одобряю по одной простой причине. Если мы говорим о развитии общества, то и судебная система должна развиваться: не совсем правильно, когда в одном суде и первая инстанция, и апелляция, и кассация. Гражданам должно быть максимально понятно и максимально открыто наше решение. Чтобы не было даже малейшего сомнения или возможности поставить под сомнение решение по такому фактору, как нахождение всех инстанций в одном суде.

— Вы не боитесь выражать свое мнение, и, насколько я знаю, даже готовы спорить с высокопоставленными оппонентами. Могу вспомнить вашу критику института объективной истины, предложенного председателем СКР Александром Бастрыкиным, на Сенатских чтениях.

— Я не боюсь высказывать свое мнение по вопросам, непосредственно касающимся деятельности судов, либо могу выразить свое мнение по предлагаемым законопроектам, которые будут касаться напрямую деятельности суда. И я до сих пор глубоко убежден: в существующей системе координат и при современном уголовно-процессуальном законодательстве внедрение института объективной истины невозможно.

— Ваша сегодняшняя должность носит больше административный характер. А во время работы судьей на первой инстанции вам приходилось рассматривать громкие уголовные дела?

— Что касается громких дел, то в этом случае оценки журналистов и судей не совпадают. Я прихожу на работу в половине восьмого, включаю компьютер и читаю СМИ: что происходит в мире, что — в стране, что — в нашей судебной системе. Понятно, что журналистов интересует дело, как вы говорите, «громкое», имеющее общественный резонанс. Бывает огромное хищение или какое-то кровавое убийство, но с точки зрения правоприменения оно может быть очень простым.

А вот дела сложные (сложные именно для судьи), как правило, остаются за кадром. Поступает дело о банальной краже или грабеже, но оно эмоционально тяжелое или тяжелое с точки зрения оценки представленных суду доказательств. Поэтому «звон» дела или его «громкость» не обязательно означает, что оно сложное,— бывает дело «тихое», но оно из судьи всю душу вынет, оставит его опустошенным.

— А как вы попали в судебную систему? Чем был продиктован ваш выбор?

— Еще в школе мне хорошо давались гуманитарные предметы, и меня привлекало само понятие «юрист». Мне исполнилось 17 лет, и, когда встал вопрос с выбором профессии, я выбрал юридический факультет Ленинградского государственного университета. Это было начало девяностых годов, времена тогда были тяжелые, сам я из простой семьи, необходимо было не только подкреплять выбранную профессию опытом, но и зарабатывать себе на жизнь. Летом 1990 года я устроился секретарем судебного заседания в Невский районный суд, который тогда возглавлял Юрий Иванович Сидоренко (впоследствии судья Верховного суда РФ, председатель Совета судей РФ.— “Ъ”). В те годы со мной в Невском суде работали Валентина Николаевна Епифанова (возглавляла горсуд Санкт-Петербурга до вступления в должность Алексея Лакова.— “Ъ”) и Валентина Васильевна Кудряшова (сейчас заместитель председателя горсуда Санкт-Петербурга.— “Ъ”).

Потом я стал помощником председателя Невского районного суда и консультантом суда. Параллельно учился на вечернем отделении. Отработал в суде до 1994 года, затем работал юрисконсультом на госпредприятии. Но работа в суде мне очень нравилась, и когда я достиг 25 лет (минимальный возраст кандидата в судьи.— “Ъ”), сдал квалификационный экзамен, прошел процедуру согласования и Указом Президента РФ был назначен судьей 26 февраля 2000 года. С 1 марта приступил к работе в Невском райсуде судьей по уголовным делам.

Весной 2005 года был назначен судьей горсуда Петербурга, где в 2011 году стал судьей-докладчиком президиума горсуда. В 2013 году был назначен заместителем председателя горсуда по уголовным делам и курировал работу апелляционной инстанции. И 1 января 2018 года президент РФ подписал указ о моем назначении председателем горсуда.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...