Сегодня специальный корреспондент Ъ ВАЛЕРИЙ Ъ-ПАНЮШКИН торжественно нарушает традицию полосы Российского фонда помощи. Он ничего ни за кого не просит. Просто рассказывает про мир не без добрых людей, где взрослые, не имеющие возможности дать детям здоровье, дают им счастье. Что, конечно, не означает, будто эти "счастливые инвалиды" в помощи добрых людей уже не нуждаются (см. справку на этой же странице).
Ребенок ведь должен быть счастлив, а этот слепой и сумасшедший мальчик в гостинице раскачивается целыми днями, как маятник, и воет. Гостиничный персонал разбегается от него. Клиентов из соседних номеров переводят на другой этаж. Мальчик воет, когда его одевают в белую рубашку, везут в автобусе, ведут по коридорам, помогают взойти на сцену, и там мальчик садится за рояль, перестает выть, и из-под пальцев его — музыка, а на лице его — счастье.
Пианист Владислав Тетерин видел, как великий Рихтер, занеся уже руки над клавиатурой при полном консерваторском зале, едва шевеля губами, начинал тихо считать до десяти, до двадцати, музыка вот-вот должна начаться, но все медлит. До тридцати. Люди, пришедшие слушать Листа, начинают тревожиться. Рихтер считает до сорока, до пятидесяти, люди близки к отчаянию: вот же пианист, вот рояль, а музыки нет. Владислав Тетерин не знает, как Рихтер вычислял эти свои великие паузы, но ровно за мгновение до того, как в зале что-нибудь нехорошее начнется, маэстро брал свой первый аккорд. Чудо — это ведь не когда происходит что-нибудь необычное, а когда наконец в кои-то веки хоть что-нибудь на Земле происходит как надо: Бог воскрес, смерти нет, дети счастливы, государи добры и искренни.
Владислав Тетерин был серьезным концертирующим пианистом, но никогда таким, как Рихтер. В 95-м после успешного тура по Японии — пятнадцать концертов при полных залах и с хорошими гонорарами — Тетерина попросили сыграть один благотворительный концерт в школе-интернате для тяжело больных детей. Тетерин, разумеется, согласился, как и всякий серьезный музыкант соглашается время от времени играть благотворительные концерты. Японский детский дом произвел на русского пианиста впечатление сильное: поэтические горы вокруг, дворец с позолотою, бассейн с огромными разноцветными рыбами, на 800 больных детей 800 педагогов, в огромном спортивном зале — настоящий стейнвеевский рояль. Большинство детей были так больны, что их принесли слушать музыку на кроватях. Многие дети, слушая Тетерина, как бы слегка дирижировали рукой, и надо было понимать, что все остальное тело у них парализовано, кроме этой руки. После концерта Тетерин хотел поклониться, поблагодарив слушателей по-японски, но расплакался и убежал.
Потом дирекция интерната устроила в честь Тетерина обед, и во время обеда один из педагогов сказал, что дети специально к вашему приезду, Тетерин-сан, разучили песенку и сейчас споют ее. Дети пели отвратительно. Они врали ноты, отвлекались, ковыряли в носу и заметно ненавидели русского пианиста, ради которого директор заставляет петь всякие глупости. Тогда пианист Тетерин попросил принести ему популярный песенник и, на ходу подбирая мелодии, стал играть, а дети чудесно стали петь. И им было весело, они смеялись, у многих оказался приличный голос и слух. Насколько я понимаю, в успешной карьере пианиста Тетерина это было первое настоящее чудо, когда мир вокруг выстроился наконец в кои-то веки как надо, то есть дети из предмета всеобщей жалости стали предметом всеобщей радости. Беда была только в том, что чудо это произошло не оттого, что удалось сыграть сложный пассаж из Дебюсси, а оттого, что пришло в голову не играть музыку для детей, а играть ее вместе с детьми. В Москве пианист Тетерин бросил концертную деятельность и занялся поиском талантливых детей-инвалидов и организацией их концертов на одной сцене с великими музыкантами.
У господина Тетерина есть для этого фонд. Офис фонда располагается в разрушенном доме на набережной Москвы-реки напротив Кремля. Тетерин говорит:
— В мире есть семьдесят-восемьдесят великих музыкантов. И инвалидов из них только трое: Томас Квастхофф, Андреа Бочелли и Ицхак Перлман. Статистически должно быть больше. Потому что инвалидов по отношению к здоровым людям десять-пятнадцать процентов. Значит, великих музыкантов-инвалидов должно быть восемь-десять. Что случилось с теми семерыми гениями, которых мы не знаем? Им никто не помог. Если больной ребенок талантлив и не умер, то для него это трагедия. Талант разорвет его на куски. Я не специалист по инвалидным коляскам, я не могу сделать операцию, но я знаю, что талантливому человеку нельзя быть беспомощным, потому что талант тогда разорвет его на куски.
К служебному входу лондонского театра "Ковент-Гарден", опаздывая, как всегда, минут на сорок, идет дирижер Валерий Гергиев. Он должен познакомить пианиста Тетерина с певцом Пласидо Доминго. А Тетерин должен уговорить Доминго спеть не просто благотворительный концерт, а концерт вместе с больными детьми. И ведь уговорит.
На приеме к президенту США Джорджу Бушу стоит очередь из желающих сказать пару слов, а президент уже пятнадцать минут слушает пианиста Тетерина, который предлагает ему собрать со всех штатов талантливых больных детей и спеть с ними. Президенту эта идея так нравится, что он даже готов пожертвовать несколькими выступлениями перед морскими пехотинцами.
В британских, американских, итальянских, российских газетах печатаются объявления, что есть, дескать, сумасшедший русский пианист, разыскивающий талантливых больных детей. И десятки детей уже нашлись. И пятеро метят в гении.
На Соборной площади Кремля с оркестром и хором, с колоколами Ивана Великого и Монтсеррат Кабалье больные дети поют, а перед сценой сильные мира впервые чуть не плачут, а не просто отсиживают концерт классической музыки как протокольное мероприятие. На другом концерте жена первого российского президента Наина Ельцина в антракте звонит мужу и говорит, что он должен быть здесь, он должен слышать это.
Концерты, организованные Тетериным, поддерживают патриарх всея Руси и папа римский — в кои-то веки вместе. Отыграв концерт, дети знают, что будет и другой концерт, и третий, и в Ватикане, и у английской королевы, и с Доминго, и с Бартоли. Наконец в кои-то веки дети знают, что их не бросят. В кои-то веки дети счастливы, гении внимательны, а государи добры и искренни.