В прокат вышел израильский «Фокстрот» Шмуэля Маоза — один из самых ярких и дискуссионных фильмов года. Комментирует Андрей Плахов.
Гротескное кино ставит вопрос об абсурде войны — любой, даже самой справедливой
Фото: Giora Bejach/Sony Pictures Classics
Война во всей своей роковой красе вторгается в дизайнерски безупречную квартиру Михаэля и Дафны (их играют актеры Лиор Ашкенази и Сара Адлер) звонком в дверь. Армейский гонец появляется на пороге с ужасным известием: их сын Йонатан Фельдман погиб, исполняя свой воинский долг. Каждый из супругов переживает шок по-своему: муж одержим приступами ярости и отчаяния, жена впадает в сонную депрессию под воздействием психотропных средств. А в это самое время на далеком блокпосту посреди пустыни солдаты изнывают от скуки и абсурда рутинной армейской жизни. Они ждут момента опасности и возможности проявить свой героизм, как герои Беккета ждут появления Годо. Среди стражей и узников блокпоста — Йонатан, живее всех живых.
Шмуэль Маоз девять лет назад стал победителем Венецианского фестиваля со страстным антивоенным фильмом «Ливан». Это был поразительный опыт психотерапии через кино. Бывший танкист, участник ливанской войны, жил с тяжелейшей душевной травмой, а потом написал сценарий, с помощью художника Ариэля Рошко построил декорацию танка, похожую на гигантское насекомое в фильме ужасов, забрался внутрь этой экспрессионистской конструкции и оттуда заново увидел и пережил события боевой молодости. Современные камеры позволили снять войну изнутри, локальной наводкой, без многомиллионных бюджетов и массовок — но с мощным эмоциональным эффектом.
Новая картина Маоза созвучна прежней, но выполнена в еще более изощренной, гротескной манере. Как минимум дважды ситуация с погибшим солдатом переворачивается с ног на голову, и мы почти до самого конца не понимаем, что, собственно, с ним произошло. Зато, наблюдая реакции родителей, а параллельно становясь свидетелями службы, что несут четверо призывников на забытом богом блокпосту, мы все глубже проникаем в природу фрустраций израильского общества, живущего в состоянии постоянной угрозы и нервного срыва. И сам фильм несколько раз меняет темпоритм, жанр и стиль — от душераздирающей мелодрамы до интеллектуальной комедии, от нежнейшей лирики до грубоватого черно-белого комикса. «Весь этот джаз» можно было бы назвать это многомерное кино, но оно носит другое имя: «Фокстрот» — позывной блокпоста и он же музыкальный каркас, на который нанизан фильм, похожий на танец.
Его трехактная драматургическая структура следует принципам античного образца трагедии рока, чтобы тем сильнее подчеркнуть: в современном мире и современной культуре трагедия трансформировалась в трагифарс, а понятие катарсиса исчезло.
В свое время Маозу досталось со всех сторон, и прежде всего от израильских квасных патриотов, за провокационный «Ливан». В «Фокстроте» не меньше провокаций: взять хотя бы семейную реликвию в виде Библии, сохраненной даже во времена холокоста, которую юный герой предпочитает продать, чтобы приобрести запретный порножурнал. Или эпизоды сокрытия армейским командованием убийств гражданского населения. Или счастливый смех родителей, нашедших в квартире заначенную сыном марихуану.
Но главная провокация заключается, конечно, в самой постановке вопроса об аморальности и абсурде войны — любой, даже самой справедливой. Картину, получившую международное признание и вошедшую в шорт-лист «Оскара», возненавидело руководство израильского Минкульта. А министр культуры и спорта Мири Регев, говорят, даже устроила вечеринку, когда «Фокстрот» не попал в пятерку оскаровских номинантов. Знакомая ситуация, не так ли?