В Москве вышел альбом, посвященный Петру Митуричу (1887–1956) — выдающемуся русскому графику ХХ века и основоположнику большой художественной династии. Публикацию художественных и документальных раритетов оценивает Алексей Мокроусов.
Биография художника Петра Митурича полна парадоксов. Выпускник батальной мастерской Николая Самокиша в императорской Академии художеств, а прежде — ученик Ивана Селезнева, товарища и друга Врубеля, в советское время он сделался «тихим графиком», мастером интимного портрета и поэтичных пейзажей, наблюдателем жизни, далеким от политических экзальтаций эпохи. Яркий персонаж в истории русского авангарда — дружил с Велимиром Хлебниковым (и женился на его сестре), собственные работы Митурича одно время висели в Третьяковке в одном зале с работами Кандинского и Малевича. Заочно связан и со знаковыми фигурами европейского искусства: до революции будущая жена Вера училась в Париже у модного фовиста Кеса ван Донгена. Тем не менее Митурич по-прежнему остается в тени более успешных и громогласных современников. О его творчестве пишут сейчас редко, из литературного наследия опубликована едва ли десятая часть, хотя место Митурича в искусстве, казалось бы, трудно оспорить. Такими же незаметными оказались и его ученики; известным стал лишь Михаил Куприянов, вошедший в трио Кукрыниксов. Еще при жизни учителя тот стал академиком и лауреатом пяти сталинских премий — в пространстве самого Митурича это выглядело кафкианством чистой воды.
Тем ценнее книга, подготовленная внуком художника, издателем и тоже художником Сергеем Митуричем. Здесь большой очерк-биография (тома в ЖЗЛ вряд ли дождешься), статьи и мемуары современников, причем некоторые публикуются впервые, и главное — более 200 альбомных иллюстраций: четверть работ, хранящихся у наследников и недоступных публике, тоже воспроизведены впервые. Много и хрестоматийного, как портреты Осипа Мандельштама и композитора Артура Лурье (оба, датированные 1915 годом, хранятся в Русском музее). Митурич часто рисовал поэтов: перед революцией в Петрограде он был завсегдатаем знаменитой «Квартиры №5» в здании Академии художеств — там располагалась мастерская Льва Бруни, у которого собирались художники и литераторы от Натана Альтмана и Николая Тырсы до Сергея Городецкого и Николая Клюева. Есть и уникальные рисунки, связанные с изобретениями,— художник оформил дюжину патентов, занимался волновым движением и орнитоптерами; впервые воспроизводится в таких масштабах «Пространственная графика» 1921 года со стихами Велимира Хлебникова и Алексея Крученых, Николая Асеева и Григория Петникова. Митурич сам уничтожил большие трехмерные композиции, чем расстроил Хлебникова, но их было негде хранить; остались лишь фотографии.
В книге воспроизведены и два эскиза маслом, выполненные на фронте Первой мировой. Не так давно их нашли в запасниках Исторического музея, другие произведения того времени до сих пор не разысканы, хотя их должно быть немало — Самокиш несколько месяцев провел на фронте с учениками.
Митурич не стал батальным художником, хотя это, вероятно, облегчило бы его карьеру в СССР. Жизнь вроде бы складывалась и так: судя по указателю выставок, помещенному в книге, работы выставляли почти каждый год — правда, по одной-две, норма, положенная художникам очень умеренной благонадежности. Видимо, то была максимальная поблажка со стороны арт-чиновников и удачливых коллег, которую мог получить давний адепт Врубеля. «Он нежен, прост и интимен,— писал в "Аполлоне" о Митуриче в 1915-м Николай Пуни, эротично добавляя о кисти в его руке:— Трепетная, стыдливая, чуткая, она приобретает твердость, крепкую ясность, чистоту, как бы оплодотворяется мужским гением художника». За последующие десятилетия с художником мало что произошло, изменилась лишь атмосфера — немногие находили в себе силы не поддаваться громоподобным призывам, не подчиняться общим хором требованию любить новые времена.
Он занимался графикой, учил, оформлял книги, рисовал для журналов, включая «Пионер». И прожил последние 30 лет без лифта на девятом этаже в доме преподавателей ВХУТЕМАСа на Мясницкой, 21, где после дробления квартир лифты оказались через подъезд. Сергей Митурич вспоминает, как к дедушке приходилось либо добираться пешком, либо, пользуясь согласием семьи Фалька, подниматься в соседней парадной на восьмой этаж и через черный ход переходить на другую лестницу, этажом ниже нужной квартиры.
Сегодня многие собрания, начиная с Русского музея и ГМИИ, хранят работы Митурича. В Третьяковке вообще около 220 графических листов, включая знаменитый «Санталовский цикл». Он назван по деревне в Новгородской губернии, где жил тогда художник. В мае 1920 года он привез сюда «Председателя земного шара» Велимира Хлебникова. Полтора месяца спустя тот здесь умер. Рисунки, запечатлевшие поэта на смертном одре,— из числа важнейших образов русской культуры ХХ века.
Воспоминания Митурича опубликованы частично, полная версия должна вскоре появиться — как и материалы записной книжки 1920 года, несколько отличающейся от других его текстов о последних днях Хлебникова. Память изменчива, хорошо, когда сохраняются все ее варианты.
Петр Митурич. Графика, живопись, проекты. Сост. С. В. Митурич.— М.: Три квадрата, 2018