На политическом уровне между Россией и Германией не прекращаются споры, политперсонал двух государств никак не может договориться. Но если говорить о простых людях, то немцы остаются, может быть, лучшими друзьями России. Ведь многих жителей востока страны с ней связывают воспоминания юности: они или учились в СССР, или трудились на стройках социализма. Советский Союз, думается, был мировым лидером по выкапыванию грандиозных "котлованов" с песнями, танцами и привлечением международных бригад. Ничего подобного западный мир не знал.
Владимир Каминер
Фото: DPA /ТАСС
Яркий пример тому — Байкало-Амурская магистраль, строительство которой затянулось до развала страны. БАМ берет начало в снегах и кончается тоже в снегах. Такие проекты редко опирались на трезвый, рациональный расчет. Сейчас кажется, будто им давали "путевку в жизнь" не столько, чтобы перевозить людей или грузы, а чтобы "продемонстрировать преимущества социалистической плановой экономики" и так называемую "грандиозность свершений".
Мой бранденбургский сосед лавочник Гельмут (сейчас ему за 80) часто и охотно рассказывает мне об этом. Как и многих других, его послали в Советский Союз, в сибирскую глушь, чтобы там в составе международной бригады он помог великому советскому народу построить одну из самых длинных железных дорог на планете, которая должна была пройти через тайгу и вечную мерзлоту. Бригада оправдывала свое название: в ней плечом к плечу мерзли румыны, вьетнамцы и даже парочка эритрейцев. Удовольствие от работы в снегах навсегда запало Гельмуту в душу: "Это было самое прекрасное время в моей жизни, поразительная атмосфера энтузиазма. Русские и мы работали дни напролет, а потом не ложились. Даже не верится, но тогда после длинных трудовых будней у нас оставались силы для праздника. Мы сидели у костра, пекли картошку, пели и танцевали. Часто устраивались концерты, и однажды я танцевал даже у костра вместе с Дином Ридом и Аллой Пугачевой, ла-ла-ла!"
Для меня как для русского у Гельмута всегда специальные цены: свежие яйца мне достаются практически даром только лишь потому, что когда-то он радостно отплясывал с русскими и их кумирами. Взамен он каждый год просит меня воспользоваться моими российскими связями и раздобыть для него пару уникальных рабочих перчаток. На самом деле речь шла о двупалых рукавицах. "В них можно было работать на улице даже в пятидесятиградусные морозы, я носил их и днем, и ночью", — говорил он мне, демонстрируя старые рукавицы.
У каждого поколения собственная картина истории. Я читал о БАМе: по большей части он строился в тяжелых условиях зэками и военными, многие из которых подорвали на стройке века здоровье. Но, возможно, русские создали человеческие условия на каком-то участке будущей магистрали — специально, чтобы там могли отвести душу члены международных бригад. Там каждый вечер горел лагерный костер и в отблесках пламени отплясывал Гельмут. Возможно, так все и было. К тому же мне кажется, что в любом магазине рабочей одежды в Германии можно купить перчатки лучше тех, старых. Но для Гельмута они — больше, чем рукавицы. Они — часть его жизни, причем лучшая.
Один мой приятель, экскурсовод, показывает немецким туристам красоты тундры и тайги. Недавно он мне рассказывал, что по БАМу ездят почти сплошь восточногерманские пенсионеры, желающие удостовериться, что все по-прежнему функционирует. В одну сторону поезд идет две недели. Люди сидят у окошек, всматриваются в снежную пустыню и дивятся. Можно закрыть глаза и снова открыть их спустя десять часов — ландшафт за окном останется неизменным. Он будто едет вместе с поездом.
Немцы по природе романтики и знают цену просторам. Некоторые жители восточных земель по сей день хранят в своих шкатулках с драгоценностями удостоверения ОГСД — гэдээровского Общества германо-советской дружбы. Сегодня, спустя почти 30 лет после распада СССР, на мои чтения иногда приходят граждане в возрасте, которые показывают свои старые корочки ОГСД и, кто шутя, кто всерьез, заявляют: "Мы исправно платили. Где дружба?"
Западные немцы тоже любят Россию и вместе с тем страшатся ее: прежде всего им нравится непринужденный, нонконформистский, легкомысленный образ жизни, который в Германии объясняют "загадочной русской душой". Немцы живут рационально, закупаются в пятницу на все выходные, то есть уже после обеда в пятницу знают, сколько пива им понадобится в субботу вечером. Русская народная мудрость гласит: "Сколько ни бери — все равно два раза бегать". В Германии она не работает! Немцы живут так, словно доподлинно знают, что им готовит жизнь. Русские — фаталисты, они понимают: как ни старайся все сделать по правилам — не выйдет. "Сколько ни бери..." — см. выше.
Я много езжу по Германии и каждый год устраиваю чтения "Русской дискотеки" в Баден-Бадене. Сегодня у меня там есть несколько старых добрых друзей, владельцев отелей, питейных заведений, работников казино. Мы вместе едим, разговариваем о Боге и мироздании. У местных жителей Баден-Бадена, как и любого курорта, отношение к туристам двоякое. С одной стороны, они от туристов зависят и рады, когда тех приезжает больше обычного. С другой — туристы заполоняют их город, поэтому местные часто жалуются на неотесанность чужаков, ругают их и облегченно вздыхают, когда гости уезжают домой. Из года в год "мои" баденбаденцы делились со мной забавными историями о русских. Если из всех этих баденских россказней составить некую универсальную картину русского, получился бы, казалось бы, приличный человек, который степенно заходит в казино в галстучном костюме, заказывает двойную порцию водки, удивляется миниатюрности питейной посуды и на вопрос официанта, что он изволит кушать, отвечает: "Ее, родимую, и буду кушать". Потом, за рулеточным столом, русский упрямо ставит на 23. И, если все прочие народы не слишком уверены в своей фортуне и, как блохи, скачут с числа на число, то русский знает: Бог не играет в кости — так сказал Эйнштейн, открывший теорию относительности. И еще: 23 либо выпадет, либо нет. Если этого слишком долго не происходит, русский бледнеет в лице и стаскивает с себя галстук. Если же 23 выпадает, у гостя из России очень быстро появляется множество новых друзей и подруг. Вместе они отправляются в парк, где до рассвета пьют шампанское и кормят ручных баденских голубей деликатесами. На следующий вечер русский снова стоит у рулеточного стола и ставит на 23. Он не удивлен, что вчерашние друзья рассеялись. Может быть, он про них позабыл, а возможно, помнит другое: все относительно, даже дружба.
Из года в год я выслушивал все эти гусарские баллады о своих соотечественниках в Баден-Бадене и, когда мог, вступался за них. Я втолковывал, что русские не такие безбашенные, какими порой кажутся, что они просто влюблены в этот чудесный город, упоительный воздух и целебные воды, поэтому у них иногда чуток сносит крышу. У себя дома, в России, они никогда столько не пьют, доказывал я, там они зарабатывают деньги в поте лица, чтобы потом, раз в год, здесь, в Баден-Бадене, может быть, и сплясать казачок.
Около 2008 года разговоры о русской безбашенности вдруг прекратились — русские почти перестали приезжать. Два года мой непременный ужин с друзьями проходил в приятных беседах о последних лошадиных бегах, погоде, книгах и отменном качестве баденских вин. А потом появились арабы. Мои собеседники погрузились в ностальгию по своим замечательным русским — прекрасным, душевным людям и лучшим гостям. Да, они любили выпить, зато и угощали всех вокруг.
Их сменили трезвые арабские принцы, скучные и вместе с тем обременительные. В казино они бронировали сразу весь ресторан, но почти не играли и не ели, не говоря уже о распитии спиртного, зато ведрами заказывали чаи. Казалось, новые клиенты шли в казино лишь затем, чтобы отдохнуть от своих жен. "Ах, господин Каминер, как мы соскучились по русским, пусть они снова приезжают сюда!" — просили мои друзья.
Печатается с сокращениями.