А что если страшная гражданская война, в которую толкнуло Россию восстание чехословацкого корпуса, стала продолжением чужой гражданской войны, веками рвавшей на части другую империю — Австро-Венгрию?
Фото: Photo12 / UIG / Getty Images
Начнем с констатации: на территории бывшей Российской империи в 1917 году находилось 2,2 млн военнопленных, причем самый крупный отряд, почти полмиллиона, составляли венгры. Всего же из австро-венгерской армии, которую Россия по ходу Первой мировой била больше всего, в русский плен попало свыше миллиона солдат доброго десятка национальностей. Со всеми вытекающими — между славянскими и неславянскими нациями шла непримиримая война, и она не прекращалась и после пленения. Больше того, по мере распада армии и властных структур Российской империи сама она автоматом превращалась и в поле битвы, на котором разгоралась эта война за австрийское наследство. Чехословацкий мятеж — пусть важнейший, но лишь один из эпизодов этой войны.
Политика «двух лошадей»
Томаш Масарик из тех политиков, о которых можно сказать, что он всегда играл крупнее, чем ставил. Это особый талант: как бы ни рассчитывал он ходы, сколь бы глубинными убеждениями ни руководствовался, в последний момент мог запросто «пересесть на другую лошадь», которая понесет быстрее, а если надо, то и к другой цели. В историографии, посвященной создателю и первому президенту Чехословацкой республики, суждений такого рода не счесть, но у этой литературы уже нет массового читателя. А вот в новейших трудах, написанных после бархатных революций, что в конце XX века пронеслись, будто смерч, по былым «народным демократиям» Центральной Европы и оборвали их фиговую социалистическую листву, крайность другого рода: сплошная апологетика. За ней разглядеть истину еще трудней.
В такой ситуации надежнее всего документы, многие из которых хранятся в Архиве Военно-исторического института Праги (Archiv VHU). Итак, февраль 1915 года, разгар войны, русская армия заняла австрийскую Галицию, и Масарик пишет сподвижнику Эдварду Бенешу (из Швейцарии в Прагу): «Я ожидаю, пока русские оккупируют чешские земли, что явится решающим моментом. Поведу дело так, чтобы вы дома всегда могли потребовать от Вены политических уступок».
«Поведу дело так» означает два возможных сценария. Первый: заручившись поддержкой Франции и Англии, пригласить на чешский престол одного из великих князей Романовых. Но ни в коем случае не упускать из виду и запасной вариант — сохранять лояльность Австро-Венгерской монархии, распада которой не желали ни Франция, ни Англия, ни США, ибо такого могучего барьера против России история второй раз может и не создать. Историк времен «народной демократии» Вацлав Краль в книге «О контрреволюционной и антисоветской политике Масарика и Бенеша» (Прага, 1953) заключает: «Чешская буржуазия, а с нею Масарик и Бенеш, попросту выжидала результатов войны и в зависимости от того, какая сторона получила бы перевес, бросила бы на весы либо жизнь солдат-легионеров, либо жизнь чешских солдат, одетых в австрийские мундиры».
Война за австрийское наследство
Та же логика у Масарика и в сибирской эпопее с легионерами, растянувшейся от Пензы до Владивостока на 7 тысяч верст и почти на три года. Как глава Чехословацкого Национального Совета, он был и главноначальствующим над 130-тысячным чеховойском, собранном в России, Франции, Италии из чешских колонистов, военнопленных и дезертиров из австрийской армии, пока эта единственная в начале 1918-го на территории России регулярная военная сила не была официально передана под командование Антанты. Лишь тогда она получила и нового главкома, французского генерала Мориса Жанена. Вооруженная изначально Россией и перевооруженная по ходу сибирской эпопеи Антантой по последнему слову, в том числе бронепоездами и даже дирижаблями (Made in USA), она стала главным тараном иностранной интервенции в Республику Советов.
Впрочем, формула «двух лошадей» работала и после передачи под управление Антанты.
Легионерам внушали, что на чужой земле они сражаются за освобождение своей родины, а тем временем союзники на Западе бьются, чтобы освободить их от немецкой гегемонии.
Правда, в знаменитых 14 пунктах президента Вудро Вильсона (их возьмут за основу при разработке Версальского мира) обещанное обретение родины сводилось к «широчайшей возможности автономного развития». Та же планка «самоопределения» устанавливалась и прочим народам Австро-Венгерской империи, кроме поляков, но тут был ясный расчет. Он прочитывался в 13-м пункте программной речи Вильсона, которую он произнес 8 января 1918 года, вдогонку ленинскому Декрету о мире. Цитирую: «Должно быть создано независимое Польское государство, которое включит все территории с польским населением, должен быть обеспечен доступ к морю…» В переводе с дипломатического: земли с польским населением в австрийских и российских границах собрать в единое государство, которое станет барьером от Советской России.
Так и случилось: уловив направление ветра, маршал Пилсудский разорвал отношения с немцами и откозырял Антанте. Крестный отец чешских легионов тоже исправно прикладывал руку к козырьку, но достаточно положить на весы исторические фразы двух лидеров, чтобы заметить разницу. Томаш Масарик: «Армия не может оставить Сибирь без разрешения союзников». Юзеф Пилсудский: «Моя мечта — дойти до Москвы и на Кремлевской стене написать: "Говорить по-русски запрещается"». Ключевая в глазах победителей функция Австро-Венгрии — санитарного кордона от соседа с Востока — досталась Польше.
Осколки империи
Примечательная деталь: военнопленных славян русское правительство старалось сосредоточить в европейской части страны, тогда как немцы, венгры, румыны и прочие неславяне содержались в лагерях сибирских и дальневосточных. Это диктовала сама природа войны. Не случайно на фронтах, где стояли друг против друга славянские части, то и дело происходили братания, принимавшие даже разгульный характер в пасхальные дни. Вот с кем русские солдаты никогда не целовались, так это с турками: переступить культурный порог подчас труднее, чем бруствер. Чехи же сдавались в плен даже полками, с развернутыми знаменами и музыкой, как, например, Пражский полк (в нем служил Ярослав Гашек). Из 300 тысяч чехов, призванных в австрийскую армию, каждый второй пересек линию фронта с белым платочком. Отсюда и отношение: на пленных славян военное ведомство империи выдавало разнарядки для использования в помещичьих хозяйствах…
Брестский мир центральных держав с Украиной (9 февраля 1918 года) в одночасье сломал этот отлаженный механизм. По приглашению Центральной рады немцы и австрийцы заняли Украину, где были сосредоточены чешские легионы. После сражения под Зборовом, где столкнулись бывшие «товарищи по оружию», путь домой, на запад, для чехов был перекрыт немцами, и Брестский мир с Советской Россией (3 марта) уже ничего не менял. Пришлось идти на восток, что и помогло Томашу Масарику сохранить армию, покатившую домой через Сибирь уже как армия Антанты. А навстречу громыхали поезда с немецкими, австрийскими и венгерскими военнопленными, которые получили легальное право вернуться на родину, еще не зная, что там их тоже ждут революции, уже свои. Ни одна встреча бывших соратников не обходилась без кровавых стычек: взаимная неприязнь 10 наций Австро-Венгерской монархии пережила войну, плен и привела к распаду Дунайской империи (хотя Антанта лишь хотела вывести ее из союза с Германией). Да и в Сибири чехословаки оставили недобрую память, причем в обоих лагерях: из 10 тысяч легионеров, павших в России, 2 тысячи погибли в боях с белыми, 8 тысяч — в сражениях с красными.
Венгерский историк Оскар Яси в книге «Распад Габсбургской монархии» прямо назвал сибирскую эпопею продолжением «двойной войны Австро-Венгрии». Одну войну — точнее, серию войн — монархия вела на внешнем фронте, другую, куда более изнурительную,— на внутреннем. Он дает справку: эта вторая война шла 400 лет и велась против семи славянских наций империи, в целом против двух третей ее населения. Оскар Яси и сам в ней участвовал всю свою жизнь, оказавшись в итоге на посту министра по делам национальностей в новом, республиканском, правительстве Венгрии. Увы, всего на несколько месяцев: Антанта предъявила республике ультиматум с требованием таких территориальных уступок, что разразилась революция, установилась советская власть, которую Оскар Яси не принял. Уже издали, эмигрантом, он наблюдал, как и эту республику громила Антанта румынскими и, к слову сказать, чешскими штыками. Масарик опять сыграл на опережение: президент независимой Чехословакии козырял за обретенную свободу авторам Версальского мира…
Красно-белый маршрут
В истории Гражданской войны в России май 1918-го занимает особое место. Вспыхнувший тогда в Челябинске мятеж Чехословацкого корпуса буквально за пару месяцев «поджег» всю страну, перекинувшись на Поволжье, Урал, Сибирь и Дальний Восток.