Театр на скорости звука

Фестивали «Золотая маска» и «Черешневый лес» объединили свои усилия, чтобы довезти до Москвы акустическую мистерию, сочиненную и разыгранную британским актером и режиссером Саймоном Макберни. Рассказывает Ольга Федянина.

То, что приезд «Встречи» стал возможен благодаря совместным усилиям двух солидных фестивалей, говорит о сложности и дороговизне всей затеи. Поэтому, попав в зал из фойе, часть публики недоуменно разглядывала почти пустую сцену, больше похожую на подсобку не слишком преуспевающей студии звукозаписи: стол, пара микрофонов, какие-то пульты, пока еще выключенная видеостена и много-много бутылок с минеральной водой. Типичный «бедный театр». Это впечатление длится ровно до того момента, пока публика не наденет бинауральные (объемный звук с разделением на правую и левую части) наушники, прилагающиеся к каждому креслу,— роскошь спектакля надежно скрыта от глаз, но не от ушей.

Саймон Макберни, преуспевающий актер и один из самых интересных режиссеров современности, поставил спектакль, который начинается как головоломка, продолжается как философская притча и историко-культурологический трактат, а заканчивается как эффектное шоу,— причем все ипостаси спектакля имеют смысл только в сочетании. Во время своего рода технического пролога, тестирования наушников, голова каждого зрителя всего за несколько минут превращается в основное место действия спектакля, в его настоящую сцену. После этого на протяжении двух часов в наушниках разыгрывается акустический парад-алле — и производит его один-единственный человек, стоящий на сцене, Саймон Макберни. Шорох бумаги звучит в голове у зрителя как тропический ливень, что-то пролетает мимо и очень близко — вам кажется, это самолет идет на посадку, а на самом деле кто-то просто дует в расческу, обернутую в папиросную бумагу. Время от времени рассказчик-режиссер как будто бы принимается разгуливать у вас за спиной, но, обернувшись, вы обнаруживаете только соседей по амфитеатру, они тоже вертят головами в поисках источника звука.

Этот источник все время остается на авансцене, разговаривая без остановки и при этом еще поскрипывая, позвякивая и похрустывая своим несложным реквизитом. Он меняет тембр голоса, изображая разных собеседников, появляющихся у вас поочередно то в правом, то в левом ухе, добавляет к живому звуку записи разных лет, всерьез отвлекается на голос своей шестилетней дочери, которая интересуется, зачем посреди комнаты нужен муляж человеческой головы,— в общем, живет очень хлопотливой жизнью. Но эффектные аудиотрюки интересуют его не сами по себе, а как часть большой истории. Истории о том, как разобрать время на части, а потом собрать заново.

В сюжетном пространстве спектакля есть очень ясная последовательность — есть путешественник-шотландец, который в 60-е изучал в долине реки Амазонка жизнь индейских племен и написал воспоминания о том, как одна из его экспедиций закончилась очень странной инициацией. Есть румынский эмигрант, живущий во Франции, который написал об этом путешественнике книгу. Есть Саймон Макберни, который прочел эту книгу и общается с ее автором. Есть журналистка, которая расспрашивает Макберни о его работе. Есть, наконец, маленькая девочка, которая хочет то есть, то пить, то сказку, то просто поговорить с папой.

В акустическом пространстве «Встречи» голоса и времена перемешаны так, чтобы, не дай бог, не встать по порядку. Джунгли смешиваются со студией, шотландский путешественник и его румынский биограф оказываются равноправными персонажами, девочка хочет пить не перед тем, как пойти спать, а перед тем, как заснет индейское племя в долине Амазонки. Синхронность всего в голове у зрителя убивает хронологию как таковую. Получается своего рода сценическая версия борхесовского времени: очень конкретного, но стопроцентно литературного. А у Макберни, скажем, стопроцентно театрального.

Все это совсем не похоже на концептуальное умствование, поскольку звучащий и мерцающий спектакль, не слишком это афишируя, опирается на почтенную сценическую развлекательную традицию — традицию британского стендапа. Человек на пустой сцене с бутылкой воды, историей на весь вечер и микрофоном — и сквозь десятилетия и континенты Саймона Макберни гонит амбиция любого стендапера: ты не имеешь права быть скучным. Его джунгли от сцены к сцене становятся все драматичнее, его герои тем мудрее, чем они младше, его экзистенциальная путаница запутывается в каждой зрительской голове как детектив Агаты Кристи, а не как конспекты по истмату. Он сделал спектакль-притчу о времени, от которого нельзя впасть в меланхолию,— а это, пожалуй, самая неординарная похвала для притчи.