В субботу в театральном центре на Дубровке прошла премьера возобновленного мюзикла "Норд-Ост". На ней побывал специальный корреспондент Ъ АНДРЕЙ Ъ-КОЛЕСНИКОВ, и ему понравилось.
Бывшая заложница Алена Стрекалова давала интервью голландскому телевидению. Она рассказывала, что пришла только потому, что ей очень интересно, чем закончится мюзикл. На вопрос, трудно ли ей вспоминать теперь, когда она вошла в это здание, все то, что произошло три с лишним месяца назад, она ответила, что нет, совсем не трудно, ведь у нее хорошая память. Тележурналистка отошла от Алены, неодобрительно качая головой. Она хотела получить более драматичный ответ.
На вопрос японского журналиста, какие у нее сейчас ощущения, Алена сказала, что ее переполняет восторг от предчувствия того, что она сейчас увидит. Японец даже попросил переводчика повторить вопрос.
Тут Алена извинилась, что оставила возле зеркала в гардеробе свою сумку, и убежала искать, но обещала вернуться. Она и правда через несколько минут вернулась с сумкой и рассказала, что даже когда выходила из освобожденного здания (сознания она не теряла), то не забыла и сумочку свою, и пакет. "Я такая хозяйственная..." — вздохнула девушка.
Ее стали спрашивать, как она себя чувствует. Она сказала, что очень хорошо, и добавила, что недавно съездила в санаторий, и ее там поразило отношение персонала и врачей. Они были удивительно заботливы. Вид Алена имела откровенно цветущий.
Потом Алена ответила еще на один вопрос. На этот раз вопрос звучал так: "А вам тогда было страшно?" И она ответила: "Да нет, ну что вы..." Потом засмеялась: "И вы еще спрашиваете? Конечно, было".
К ней подошли и попросили отдать цветы, которые она принесла с собой. Ей объяснили, что после премьеры зрителям не дадут вручать цветы, но можно сейчас передать их любимым героям мюзикла. Алена ответила, что она хочет вручить цветы лично Георгию Васильеву, потому что у нее есть на это особые причины. Юноша, пытавшийся забрать цветы, еще раз терпеливо объяснил, что это невозможно. Но она так и не отдала букет.
Алена ждала свою подругу Люду Морину. Они вместе были на том спектакле. Люда пришла на мюзикл с младшей сестрой Катей. Люда звала на "Норд-Ост" и мужа, и отца, но они, как и в первый раз, не пошли. Тогда у мужа были какие-то дела, и он отпустил ее с подругой, а на этот раз не пошел, потому что, как он объяснил, насмотрелся "Норд-Оста" по телевизору. На вопрос, как же их с сестрой-то отпустили, Люда с той же легкостью, что и Алена, пожимала плечами: "А что такого-то?"
Кто-то ведь обязательно скажет: ну вот, конечно, такие девушки обычно и попадают во всякие истории. Но вот что мне сказала Алена: "Вы-то хоть понимаете, что сегодня это место — самое безопасное в мире? Видели, что там снаружи творится?" Ничего особенного там не было. Ну, много милиции. Три металлические рамки на входе в театральный центр. Спаниели обнюхивали каждый сантиметр зала. На это, конечно, все обращали внимание. "Ты знаешь, я в припадке паранойи взяла два телефона,— сказала одна девушка своей подружке, поднимаясь по лестнице.— Я дура?" "Да",— просто и ясно ответила ей подружка. Певица Лариса Долина пришла на концерт и в интервью сказала, взяв, похоже, волю в кулак: "Я ничего не боюсь!" Председатель Госкомспорта Вячеслав Фетисов пришел с женой и как-то странно, виновато улыбался, словно заранее просил не расценивать его появление тут как акт гражданского мужества. Юрий Лужков появился с женой и дочками и обнимал их на виду у всех. Никто еще не видел его семью в таком составе на публичном мероприятии. Главный раввин России Берл Лазар тоже пришел, и американский посол Александр Вершбоу, и что-то уже успел сказать про 11 сентября...
И все эти люди словно старались убедить друга друга и всех остальных, что никому тут не страшно и не может быть страшно, и вот какая атмосфера праздничная, вот-вот со сцены запоют очень веселые песни. Одна девушка подошла к буфету и попросила налить ей 150 граммов вина. Тут же залпом выпила и попросила повторить "для храбрости". Никто не удивился, ей налили, и она снова быстро выпила и не медля пошла в зал, где уже начиналось.
После минуты молчания выступил гендиректор Георгий Васильев ("На этой сцене снова жизнь...", "Есть ценности, которые нельзя попрать..."), потом Юрий Лужков ("Была опасность потерять веру в будущее и веру в страну... но это не наш путь... Наш стойкий и спокойный народ..."). Им бешено аплодировали. Никто бы, я уверен, не удивился, если бы перед спектаклем сыграли гимн России.
Этот мюзикл будет, видимо, идти в переполненном зале. Из каких соображений люди будут ходить на него? Из этих соображений в Израиле люди до сих пор ездят в переполненных общественных автобусах. А их близкие родственники остаются дома.
Слушать этот спектакль было не так уж просто, как я предполагал. Из головы все не шли те же артисты, певшие все эти песни под дождем во время захвата возле оцепления. Я подумал, что им петь все это, что бы они там ни говорили, на первых порах вообще невыносимо. Хотя, с другой стороны, они ведь много репетировали, так что, может, и нормально.
В перерыве Александр Вершбоу сказал, отвечая на мой вопрос, кто из актеров произвел на него самое сильное впечатление:
— Дети! — Он не задумался ни на секунду.— Они пели тогда, они же поют и сейчас. А некоторые дети погибли. Я люблю музыку, люблю пение. Этот энтузиазм детей!.. Это очень страшно.
После первого акта никто не ушел. Танец летчиков, прерванный тогда, наградили заслуженными аплодисментами. Второй акт был гораздо сильнее первого. Жалко, что три месяца назад людям так и не дали его досмотреть. Актерам аплодировали минут пятнадцать.
После спектакля я подошел к тому месту в сквере у театрального центра, куда принято возлагать цветы. Там и теперь стояла корзинка с цветами и маленьким венком "От Соединенных Штатов Америки". Горела свеча в зеленоватой лампадке. Возле фотографии светловолосой девушки в черной рамке на снегу лежали два апельсина. Цветов было довольно много, хотя и меньше, чем подарили живым. Но все-таки много.