 | ||
| Фото: РГАКФД\РОСИНФОРМ | ||
| Сталинград после битвы, 1943 год | ||
Военачальники во все времена и во всех армиях не любили друг друга. Амбициозные и властные полководцы (а без этих качеств невозможно ни командовать, ни побеждать) ревниво следили за карьерой генералов-соперников, болезненно переживали несправедливое распределение наград после сражений и радовались новым чинам как малые дети. Известна история о великом Суворове, который, получив долгожданное повышение, начал от радости прыгать через стул. При каждом прыжке он выкрикивал фамилию очередного ненавистного ему русского генерала и добавлял: "Вот и его я в чинах обскакал!" Возможно, это лишь анекдот. Но и в этом случае он точно отражает то, что творится в душе каждого полководца.
Еще ревностнее военачальники относятся к авторским правам на победу. И Сталинградская битва в этом смысле была наиболее ярким примером. Маршал Жуков, вспоминая о победе под Сталинградом, писал: "При жизни И. В. Сталина версия была одна — все приписывалось его гению. После смерти И. В. Сталина претендентов на авторство появилось больше, чем следует".
 | ||
| Фото: РГАКФД\РОСИНФОРМ | ||
| Василевский (справа) направил армию Малиновского (слева) сражаться со свежими войсками Манштейна, а не с промороженной армией Паулюса. Малиновский мог бы обидеться, если бы не принадлежал с Василевским к одному генеральскому клану | ||
Конфликт между полководцами возник в самом начале Сталинградской битвы, в августе 1942 года, когда войска вермахта еще находились на дальних подступах к городу. Положение обороняющих Сталинград частей стремительно ухудшалось, и Сталин принял решение назначить командующим одного из оборонявших город фронтов известного своей жесткостью генерал-полковника Андрея Еременко. Сталин поручил ему навести "строжайший порядок в войсках, принимая для этого самые решительные меры". И именно Еременко первым ввел во вверенных ему войсках заградотряды, расстреливавшие бежавших с фронта красноармейцев и командиров.
"Положение было действительно не только тяжелым, но и тяжелейшим",— записал в дневнике Еременко 3 августа 1942 года после встречи со Сталиным. А во время совещания у Верховного главнокомандующего генерал-полковник даже позволил себе не согласиться с проектом директивы Ставки об обороне Сталинграда: "Я подчеркнуто заметил, что придерживаюсь иного мнения... в отношении разделения Сталинградского фронта на два фронта, и в особенности я не согласен с тем, что граница между фронтами проходит по реке Царице... При таком решении Сталинград разделяется на две части. А известно, что стык между фронтами — всегда самое уязвимое место обороны. Поэтому целесообразно оборону города возложить на один из фронтов. Если оставить, как намечено в директиве... это будет оперативно безграмотно".
Еременко, видимо, позабыл о том, что Сталинград потому так и называется, что его обороной — обороной Царицына в гражданскую войну — руководил лично Сталин. И никто другой не может лучше знать, как нужно защищать этот город. "Неожиданно для меня,— записывал Еременко,— да и, по-видимому, для всех присутствующих И. В. Сталин нервно реагировал на мое предложение и замечание, он даже выругался и высказал неодобрение — правда, не в мой адрес, а в адрес тех командующих войсками, которые отступали... Наступила пауза. Все молчали, молчал и Сталин. Пройдясь по кабинету несколько раз, он остановился и, обращаясь к Василевскому, раздраженным тоном сказал: 'Все оставить, как мы наметили...'"
Еременко, очевидно, оказался прав. Спустя всего неделю, 9 августа 1942 года, два обороняющих Сталинград фронта были объединены под его командованием. Но своей прямотой он нажил недоброжелателя — разрабатывавшего план генерал-лейтенанта Василевского, впоследствии ставшего маршалом. Со временем их вражда лишь разгоралась. Воспоминания Еременко "Сталинград" Василевский в своих мемуарах назвал "искажающими события".
 | ||
| Фото: РГАКФД\РОСИНФОРМ | ||
На ближних подступах к Сталинграду вошли в столкновение амбиции командующего фронтом Еременко и подчиненного ему командующего 62-й армией генерала, а впоследствии маршала Чуйкова. Они вместе служили до войны, и Чуйков решил, что на правах старого товарища может направить командующему фронтом письмо с соображениями о построении обороны города. Однако ответа так и не получил. Возможно, письмо не доставили адресату, но, скорее всего, Еременко попросту не собирался делиться ни с кем ни полномочиями, ни славой. Впрочем, Чуйков отплатил ему тем же.
В своей книге "Сражение века" Чуйков лишь изредка вспоминает о Еременко, очень прозрачно намекая, что командующий фронтом оказался, мягко говоря, не выдающимся стратегом. О контрнаступлении, готовившемся Еременко вскоре после его приезда на фронт, Чуйков писал: "Такой план контрудара с четырех направлений казался заманчивым, но он явно не мог быть увязан по времени и пространству. За одни сутки сосредоточить такие силы, переправить их через Дон, увязать взаимодействие в согласованный контрудар было невозможно".
Вспоминал Чуйков и о бессмысленных потерях, которые по вине Еременко несли войска после того, как 62-я армия оказалась в Сталинграде окруженной и прижатой к Волге: "Около двух часов ночи (22 сентября 1942 года.— 'Власть') меня вызвал к телефону командующий фронтом генерал-полковник Еременко. Он сообщил, что одна из танковых бригад Сталинградского фронта прорвалась через фронт противника с севера и вот-вот должна соединиться с нами... Я поднял всех на ноги, сел за телефоны и всю ночь искал эту бригаду, ждал, кто первым доложит радостную весть о встрече войск Сталинградского фронта с 62-й армией. Но такого доклада мы не дождались. Несколько дней спустя нам стало известно, что бригада не дошла до цели. Она целиком, вместе с командиром... полковником Шидзяевым, погибла в глубине боевых порядков противника".
Однако и Еременко не оставался в долгу. Он писал, что командарм Чуйков создавал нервозную обстановку, и намекал, что вся тяжесть управления войсками в самые трудные дни обороны Сталинграда лежала на нем, на командующем фронтом. Истина, скорее всего, как обычно, лежала посредине. Но славу главного защитника крепости на Волге оказалось очень трудно разделить на двоих.
 | ||
| Фото: РГАКФД\РОСИНФОРМ | ||
| Чуйков (слева) и Еременко (справа) так и не смогли прийти к согласию относительно того, кто из них внес больший вклад в оборону Сталинграда. На людях они не конфликтовали, но это не мешало им вести войну мемуаров | ||
Не меньшие склоки вызвала и состоявшаяся в ноябре 1942 года операция по окружению 6-й армии вермахта под Сталинградом. Авторами плана операции считали себя Еременко и член военного совета его фронта Никита Хрущев. Но маршалы Жуков и Василевский в мемуарах доказывали, что план разработан при их участии в Ставке Верховного главнокомандования и никакого иного плана в природе не существовало.
Как бы то ни было, в уже утвержденный план окружения немцев Еременко попытался внести свои коррективы. Удар должен был наноситься двумя фронтами: Юго-Западным под командованием генерала Ватутина и Сталинградским, которым командовал Еременко. Жуков считал, что оба фронта должны перейти в наступление одновременно. А Еременко предлагал обмануть противника. Он доказывал, что подготовка к наступлению на его фронте прошла незаметно для немцев. И что после начала наступления Ватутина, которое, несомненно, будет развиваться успешно, Паулюс начнет переброску резервных дивизий навстречу наступающим советским частям. А когда два дня спустя перейдет в наступление Сталинградский фронт, Паулюс будет вынужден повернуть свои резервы обратно. В итоге лучшие его части не смогут принять участия в боях.
Однако Жуков согласился оттянуть начало наступления Сталинградского фронта лишь на один день. Еременко писал в дневнике: "Если бы т. Жуков утвердил время моей атаки, которое я предлагал... Сталинградская группировка врага была бы разбита еще в ноябре месяце. Один день, который недооценил Жуков, съел у нас два месяца и принес много жертв".
Скорее всего, Еременко ошибался, когда считал, что Паулюса можно было разбить не в январе 1943 года, а в ноябре 1942-го. Как вспоминал маршал Василевский, окруженная немецкая группировка включала в себя множество вспомогательных частей: военных строителей, части полевой жандармерии, которые Паулюс стал использовать для пополнения потерь в боевых частях. Василевский писал, что Генштаб и Ставка вовремя не смогли оценить и способности немцев организовать снабжение окруженных войск Паулюса по воздуху.
Но вот мотивы решения Жукова Еременко, по-видимому, определил значительно точнее. Он считал, что, во-первых, Жуков просто боялся замедления наступления Юго-Западного фронта, на котором он сам находился как представитель Ставки, и соответствующего нагоняя от Сталина.
Во-вторых, перед наступлением представителем Ставки на Сталинградском фронте назначили Василевского, который, естественно, поддержал не вздорного Еременко, а старого соратника Жукова.
Но главное, писал Еременко в дневнике, "Жуков, этот узурпатор, грубиян, относился ко мне очень плохо, просто не по-человечески, он всех топтал на своем пути — но мне доставалось больше всего. Он не мог меня простить за то, что я нет-нет да и скажу о его недостатках в ЦК или Верховному главнокомандующему".
 | ||
| Фото: РГАКФД\РОСИНФОРМ | ||
Не меньше споров вызвали и последующие события. Мнения генералитета о том, как добивать группировку Паулюса, кардинально разошлись. Хрущев и Еременко предложили, блокировав окруженных небольшими силами, оставить их умирать от холода и голода. Жуков и поддерживавшие его генералы считали, что в деле ликвидации войск Паулюса не следует слепо доверять природе.
В декабре 1942 года на разгром блокированных немецких войск решили бросить свежую, только что укомплектованную 2-ю гвардейскую армию под командованием будущего маршала, а в то время генерала Малиновского. Однако в то же самое время группировка вермахта под командованием генерала Манштейна предприняла попытку прорваться к Паулюсу и вывести его войска из окружения. И Василевский предложил переподчинить армию Малиновского Сталинградскому фронту и вместе с другими войсками Еременко бросить ее навстречу Манштейну.
 | ||
| Фото: РГАКФД\РОСИНФОРМ | ||
"Мой друг К. К. Рокоссовский,— вспоминал Василевский,— не был согласен с передачей 2-й гвардейской армии Сталинградскому фронту. Более того, настойчиво просил не делать этого и пытался склонить на свою сторону И. В. Сталина. Уже после войны он не раз вспоминал об этом. 'Ты был все же тогда не прав,— говорил Константин Константинович.— Я со 2-й гвардейской еще до подхода Манштейна разгромил бы оголодавшие и замерзающие дивизии Паулюса'".
Однако эта интрига не имела скандального продолжения, поскольку все ее участники входили в окружение Жукова. Кроме того, Рокоссовский был щедро вознагражден за покладистость.
 | ||
| Фото: РГАКФД\РОСИНФОРМ | ||
"31 декабря,— писал генерал Еременко в дневнике,— я получил внезапный для себя и очень большой удар со стороны Ставки Верховного главнокомандования. Вот уже 18 января 1943 года, а я никак не могу прийти в себя. Никогда раньше не переживал таких потрясений, несмотря на то что бывал в тяжелых перипетиях войны... Я переживал за себя, за штаб фронта и за весь Сталинградский фронт, который должен был закончить Сталинградскую битву, забрать трофеи и пленных; это его право, он выиграл эту битву, а Сталин нарочно ликвидировал этот фронт... Правда, Сталин... сказал мне: 'Чего вы волнуетесь, вы в Сталинградской битве сыграли главную роль, мы это знаем, теперь может любой добивать привязанного зайца. Мы на вас возлагаем более важную задачу: ударом на Ростов отрезать Кавказскую группировку противника'. Я сомневался в искренности этого заявления".
Добивать "привязанного зайца" Паулюса доверили генералу Рокоссовскому. И Еременко увидел в этом козни Жукова, который передал своему соратнику венок победителя. Однако в своих мемуарах Жуков утверждал, что инициатива исходила от Сталина. И Верховный мотивировал решение тем, что войска Рокоссовского любят, а Еременко не любят.
Еременко от этого было не легче. Его обида не знала никаких границ. 1 февраля 1943 года он записал: "Нельзя отдавать победу в руки тех, кто ее не заслужил, ибо это в корне убивает силы моральные и физические у тех людей, которые подготовили эту победу, людей, положивших титанические усилия, чтобы добиться этой победы. Мой ум отказывается мне служить при анализе того, что произошло. Как можно губить человека, кто так горячо предан своей Родине, своей партии и правительству. Кто собственной кровью не раз омывал победу. Я уже десяток раз плакал горькими слезами — но так, чтоб никто, и даже адъютанты, не видел... За Сталинградскую битву все командующие фронтами, кроме меня, получили орден Суворова I степени и звание генерал-полковника. Командующий Сталинградским фронтом, который больше всего сделал, не получил звания (орден ему дали.— 'Власть'). Да и за оборону ничего не дали".
 | ||
| Фото: РГАКФД\РОСИНФОРМ | ||
Однако Еременко обижался напрасно. Время показало, что он был не прав, обвиняя во всех своих бедах Жукова. На амбициозности и болезненном самолюбии генералитета с удивительной ловкостью играл сам Верховный главнокомандующий.
В 1944 году состоялся второй Сталинград — успешная ликвидация крупной группировки окруженных немецких войск в ходе Корсунь-Шевченковской операции. Однако участвовавшего в ней маршала Жукова и командовавшего фронтом Ватутина Сталин так ничем и не наградил. Корифей всех наук, в том числе военных и политических, знал, как нужно ссорить между собой военачальников, чтобы они не начали дружить против него.
ПРИ СОДЕЙСТВИИ ИЗДАТЕЛЬСТВА ВАГРИУС "ВЛАСТЬ" ПРЕДСТАВЛЯЕТ СЕРИЮ ИСТОРИЧЕСКИХ МАТЕРИАЛОВ В РУБРИКЕ АРХИВ