выставка современное искусство
В галерее Марата Гельмана открылась выставка "Ненормативная живопись" политэмигранта и ниспровергателя всего святого Авдея Тер-Оганьяна. Комментирует ИРИНА Ъ-КУЛИК.
В работах, привезенных из Праги, речь идет не о религии, хотя именно этим он и прославился: в 1998 году против художника было возбуждено уголовное дело по статье "Разжигание религиозной вражды" за художественную акцию с разрубанием икон, так он и оказался в эмиграции. На этот раз Тер-Оганьян разбирается с другими иконами — с классикой авангарда. Выставка "Ненормативная живопись" — не запрограммированный скандал, но возвращение из политического контекста в художественный.
После того как Марат Гельман объявил об открытии выставки известного "безбожника", в галерею стали позванивать защитники всего святого. А накануне открытия пришло письмо с заглавием "!!!Предупреждение!!!". В письме сообщалось, что Бог един и относиться к этой истине нужно серьезно. Больше всего послание напоминало "письма счастия", и цитирую я его лишь из суеверной привычки: глядишь, перепишешь десять раз, и будет галерее Гельмана вечная радость.
К безопасности работ и посетителей галерея Гельмана отнеслась серьезно. Весь вернисаж на экспозиции дежурили два сотрудника милиции. Девушка-милиционер держалась с профессиональной улыбкой стюардессы, что же до усатого дяденьки в серой форме, то на его лице угадывались более сложные чувства. Охранять такое милиционерам еще явно не доводилось.
По стенам гельмановской галереи были развешаны полотна, тщательно воспроизводящие шедевры мирового авангарда: от кубизма до поп-арта и концептуализма. Только на каждой из них имелась матерная надпись, интегрированная в произведение изобретательно и в соответствии с художественными принципами оригинала. Экспрессивное народное выражение заменило революционный лозунг в вариации на темы супрематического полотна Родченко. Слова "частичное затмение" в Авдеевой версии "Англичанина в Москве" Казимира Малевича превратились в более доходчивый и радикальный "полный п...ц". Повторяя жест Лючио Фонтана, в 60-е продырявившего холст, Тер-Оганьян ножом вырезал на живописном полотне известное слово из трех букв. А вязь цифр на авдеевской версии полотна Романа Опалки превратилась в изысканное, еле различимое, белым на белом выведенное матерное бормотание, добавившее чисто русской тоски концептуалистской метафоре безостановочного хода времени.
Авдей Тер-Оганьян уже давно работает с шедеврами мирового искусства ХХ века. Сначала он рисовал наивно-старательные копии Пикассо и Матисса, Уорхола и Джаспера Джонса. А потом, уже в 90-е, стал изготавливать трафареты, по которым каждый желающий мог сам для себя нарисовать копию любимой картины ХХ века. При всем почти школьническом постмодернизме тер-оганьяновское отношение к чужим шедеврам не хочется называть холодным и прагматическим словом "апроприация". Его самопальные копии выглядели не подделками, а репродукциями домашнего изготовления, которые можно было повесить на стенку вместо труднодоступных полиграфических воспроизведений, не говоря уже об оригиналах. Его трафареты напоминали трогательные "раскраски" для детей — как будто Авдей решил открыть класс для самых маленьких в своей Школе современных художников, где он учил радикальную, но зеленую молодежь разрабатывать художнические стратегии, говорить об искусстве, а также правильно пить водку. А его нынешняя серия "Ненормативная живопись" кажется радикально-демократической попыткой перевести "непонятный" авангард на язык, доступный широким массам. В конце концов, мат и был первой русской "заумью", так что в русском футуризме он точно уместен, да и остальному искусству заряд живительной силы русской речи явно пошел на пользу.
Да и погромщикам, если они все же заявятся в галерею Гельмана, придется несладко: работы Авдея Тер-Оганьяна идеально защищены от вандализма. Не писать же "Гады!" и "Мразь!" на полотнах, где и без того такое понаписано!