Кэрри Фишер с детства прочили карьеру кинозвезды (мать — легенда киномюзиклов, отец — главный эстрадный певец 50-х, мачеха — Элизабет Тейлор), и принцесса Лея должна была стать первой из множества ее великих ролей, но оказалась единственной. «Звездные войны» были одной из первых кинофраншиз, продававших не только билеты на фильм, но и изображения героев, так Фишер оказалось на шампунях, конфетах, футболках, сумках — и никаких главных ролей ей больше не предлагали: режиссеры и продюсеры считали, что в любой ее героине зритель будет видеть принцессу. После Леи Фишер писала романы, редактировала чужие сценарии и играла исключительно второй план до 2014 года, когда ей предложили снова отправиться в далекую галактику, но уже без идиотского парика. И Фишер согласилась: «Для моего возраста ролей в Голливуде не пишут, а с Леей я давно смирилась — на моем надгробии наверняка напишут не Кэрри Фишер, а принцесса Лея».

Врач и литератор Артур Конан Дойль придумал Шерлока Холмса с его дедуктивным методом из протеста против манеры современных ему детективных авторов не объяснять, как их сыщики раскрывают преступления. Шерлок Холмс стремительно сделался настолько популярным, что Конан Дойль неожиданно для себя стал самым высокооплачиваемым писателем своего времени. Он смог бросить врачебную практику и полностью посвятить себя литературе и своему главному увлечению — спиритуализму. Однако Конан Дойль не считал детектив серьезным жанром, а Шерлок Холмс за первые шесть лет своей деятельности полностью затмил его основные сочинения — в основном исторические романы,— поэтому писатель решил «раз и навсегда похоронить его, хоть бы и вместе со своим банковским счетом». И все же банковский счет, а точнее, нужды спиритуалистического сообщества оказались важнее представлений о высоких и низких жанрах. Чтобы зарабатывать на телепатические опыты, поиски полтергейстов, разговоры с призраком Ленина, а также на популяризацию мистического движения и поддержку его адептов, Конан Дойлю пришлось воскресить Холмса и до конца жизни примерно раз в десять лет издавать по сборнику.

В начале 80-х ирландский рокер Боб Гелдоф увидел по телевизору первые репортажи о массовом голоде в Эфиопии и впечатлился настолько, что положил начало всей «звездной благотворительности». Заручившись поддержкой коллег, Гелдоф решил записать хит и всю выручку от него отправить нуждающимся. Так появилась первая в истории супергруппа, состоявшая сплошь из звезд. Совместная запись Боно, Стинга, Бой Джорджа, Джорджа Майкла и еще десятка британских исполнителей, по расчетам Гелдофа, должна была заработать около £70 тыс., но заработала в 200 раз больше, став одним из самых продаваемых синглов в истории. И хотя Гелдоф записал еще несколько довольно успешных альбомов и организовал несколько благотворительных фондов, известен он именно изобретенной им бизнес-моделью: незамысловатый мотив, куча звезд и новогоднее настроение, собранные вместе, всегда обеспечивают отличные благотворительные сборы. Так, песня «We Are The World», записанная ровно через год после «Christmas» Майклом Джексоном, Тиной Тёрнер, Брюсом Спрингстином и пр. собрала для голодающей Африки уже $63 млн. Кстати, в ее записи Гелдоф тоже принял участие и потому считает себя ответственным «и за вторую худшую песню на свете».

Бёрджесс с самого начала не слишком высоко ценил «Заводной апельсин» и был рад, что его вообще собираются печатать, а ради издания в США даже согласился выкинуть последнюю главу, в которой главный герой садист-интеллектуал Алекс решает встать на праведный путь. Как раз эту урезанную американскую версию сатирической антиутопии Бёрджесса о немотивированной юношеской жестокости к большому неудовольствию писателя экранизировал Стэнли Кубрик. После выхода фильма роман Бёрджесса стал бестселлером, а сам писатель — мишенью британских блюстителей нравственности: фильм был запрещен в Великобритании, и совсем не Кубрика, а Бёрджесса поминали там всякий раз, когда подростки нападали на бездомных или монашек. В конце концов Бёрджесс возненавидел свою книгу и сказал, что она слишком дидактична, чтобы быть интересной. С этим, разумеется, не согласны фанаты книги, для которых Бёрджесс так и остался, несмотря на еще 30 романов, в первую очередь создателем бара «Корова», где давали молоко с амфетаминами, и слова baboochka.

До «Винни-Пуха» Алан Милн написал несколько первых в Великобритании оригинальных сценариев, множество фельетонов, детектив-бестселлер, но сосредоточиться собирался на карьере драматурга, хотя и считал, что на этом литературном поприще слишком велик риск стать жертвой «безмозглого критика». Опасения не оправдались: критика, напротив, ставила Милна в один ряд с Уайльдом и Шоу. Но драматургическая карьера все равно не удалась, только не из-за безмозглого критика, а из-за мишки с опилками в голове. «Винни-Пух» и его продолжение 1928 года, с одной стороны, стали главными детскими книгами первой трети XX века, обойдя по продажам «Питера Пена», «Маугли» и «Алису», с другой — впервые привлекли внимание взрослых к детской литературе: книги об обитателях Волшебного леса можно было найти и в приемной врача, и в вагоне для курящих, а Vogue даже советовал своим читателям заучивать сказку наизусть. Скоро публика стала воспринимать Милна исключительно как детского писателя и ругать все его пацифистские памфлеты, психологические романы и пьесы из-за отсутствия в них Кристофера Робина с компанией. Когда его новые произведения почти перестали издаваться, Милн возненавидел своего медведя.
От Винни-Пуха пострадал не он один: сын Милна, прототип Кристофера Робина, говорил, что популярность книжки разрушила его детство, а ее первый иллюстратор Эрнест Шепард жаловался, что «старый тупой медведь» затмил его политическую карикатуру.

Агата Кристи придумала своего детектива во время Первой мировой, когда увидела рядом с домом лагерь бельгийских беженцев, и относилась к нему с нежностью примерно до того момента, когда его полюбили все остальные. Эксцентричный низкорослый яйцеголовый сыщик с нелепыми усами прославился после «Убийства Роджера Экройда» (1926), первого бестселлера Кристи, принесшего ей звание главной детективщицы на свете и бремя, от которого нельзя было избавиться. Кристи то и дело выдумывала истории, в которых Пуаро был не к месту, да и вообще мечтала писать исключительно про свою любимицу мисс Марпл, но издатели не без основания считали бельгийца золотой жилой и требовали его серых клеточек. Неудивительно, что в середине 40-х Кристи не выдержала и наконец убила Пуаро в романе «Занавес». Однако под давлением издателей смерть пришлось отложить — и «Занавес» отправился в сейф на 30 лет, в течение которых Кристи написала еще 30 романов о ненавистном ей бельгийце.

Прямо перед выходом своего второго и впоследствии самого успешного альбома «Nevermind» Кобейн решил написать и добавить туда нехарактерную для Nirvana простенькую поп-песню. Поп-песня у него не вышла: состоящая, как писали критики, в основном из ора и славившая дух сопротивления, будоражащий умы подростков, «Smells Like Teen Spirit» стала квинтэссенцией гранжа и произвела невероятное впечатление на музыкальную индустрию. Благодаря популярности песни MTV вышел из музыкального гетто и стал одним из самых рейтинговых каналов, гранж стал мейнстримом, а Nirvana — международной сенсацией. Мятежный пафос Nirvana пришелся по вкусу и апатичным тинейджерам, и производителям дезодорантов для тинейджеров Teen Spirit: на волне всеобщего помешательства на Кобейне они расширили ассортимент товаров для юных анархистов и стали делать также шампуни, гели для душа и лаки для волос. Недоволен в итоге остался только сам Курт Кобейн, которому быстро надоела прославившая его песня.

Хотя роль супершпиона, который всех соблазнил и победил, и превратила подрабатывавшего бебиситтером неизвестного шотландского актера в главный секс-символ 60-х, уже после первых двух фильмов бондианы Коннери заявил, что сыт Бондом по горло. Что неудивительно — любивший Ибсена, Пруста и Толстого Коннери сразу оказался заложником не слишком глубокого образа, и если режиссеры еще могли разглядеть в нем не только тайного агента ее величества, то зрители уже отказывались воспринимать Коннери в другом амплуа. Из-за этого актер даже сбежал с Каннского фестиваля в 1965 году: он представлял военную драму Сидни Люмета «Холм», а пресса и фанаты игнорировали этот новый сложный фильм, звали Коннери исключительно Джеймсом Бондом и буквально не давали пройти. В итоге Коннери, обязанный по контракту отыграть семь фильмов франшизы, перестал разговаривать с продюсерами и начал отдавать гонорары в благотворительные организации, а когда контракт наконец закончился, согласился на роль одетого в красное боди убийцы с пышным хвостом в трэшевой антиутопии «Зардоз» — лишь бы отделаться от образа супершпиона. Отделаться не вышло даже после «Оскара» и трех «Золотых глобусов» — до сих пор Коннери больше всего известен тем, что регулярно оказывается лучшим Бондом в истории по опросам и критиков, и зрителей. Кстати, единственным, кто не любил Коннери-Бонда так же, как сам Коннери, был Ян Флеминг: он представлял в роли агента 007 аристократичного Кэри Гранта, а продюсеры выбрали «здоровенного шотландского каскадера-пролетария».

Сочиненный под кокаином оммаж The Beatles о «вымышленном друге, который придет и спасет тебя от тебя самого» стал самой продаваемой песней Oasis и превратил известных только на родине фронтменов группы Лиама и Ноэля Галлахеров в главных рокеров планеты. И хотя после этого группа выпустила еще пять альбомов, ни один сингл не повторил успеха «Wonderwall», ставшей гимном поколения брит-попа — клип на песню с 200 млн просмотров остается самым популярным видео группы, а главные враги Oasis из групп U2 и Blur по очереди признались, что мечтали бы написать эту песню. Сами же братья Галлахер настолько устали исполнять на бис «Wonderwall», что после их скандальной ссоры и распада группы в 2009 году ненависть к этой песне оказалась единственным, что их объединяет. Как сказал Ноэль Галлахер: «Хватит твердить, что это лучшая песня на свете. Это охренеть как бесит».

Свое хрестоматийное стихотворение о начале Второй мировой Оден возненавидел после окончания войны: упомянутые причины начала войны — вроде «империализма и международного зла», «лживой власти со своими небоскребами» и «беспомощных правителей» — казались ему неточными, а переживания растерянного лирического героя — слащавыми. Что никак не отразилось на популярности «1 сентября»: одновременно обличительный и пацифистский пафос сделал его едва ли не титульным произведением Одена, а строчка «We must love one another or die» превратилась в афоризм. Например, его использовал в своей президентской кампании Линдон Джонсон. К середине 50-х, когда такая популярность стихотворения окончательно осточертела Одену, он решил исключить его из собственного канона и запретил печатать. Вето на публикацию продержалось до 1964 года, когда редакторы Penguin Books добились разрешения напечатать стихотворение, правда, по требованию Одена, с пометкой: «Автор считает эти стихи мусором и стыдится, что написал их».