Рынок спокойно отреагировал на переназначение Дмитрия Медведева. При этом финансисты ожидают, что в ближайшее время мировая экономика столкнется с серьезными вызовами. Сможет ли новое правительство с ними справиться? Об этом — экономический обозреватель «Коммерсантъ FM» Олег Богданов.
Фото: Геннадий Гуляев, Коммерсантъ
Никогда мировая экономика не переходила от синхронного роста к синхронному спаду. Слово «синхронный спад», пожалуй, сейчас самое распространенное выражение, которое употребляют все экономисты в ведущих инвестиционных домах. Если начнется синхронное снижение, как будут реагировать центральные банки, сможет ли справиться с этим вызовом американский Центробанк?
Ситуация разворачивается достаточно сложно и опасно для всех инвесторов. Если мы проследим историю с 2008 года — глобальный кризис затронул только часть активов, связанных, прежде всего, с недвижимостью. Центральные банки смогли достойно ответить на это: ввели новые операции количественного смягчения, взяли на свой баланс достаточно много токсичных активов — общий объем оценивается в $10 трлн. Но начиная с прошлого года они начали сбрасывать эти активы со своих балансов. Объем баланса американского Центробанка, например, с прошлого года уменьшился на $100 млрд. Соответственно, инвесторы перешли в другое качество активов — это длинные позиции на рынке акций самых различных видов. И вот этот объем позиций практически ничем не застрахован — как только начнутся большие проблемы, естественно, они начнут сбрасывать эти акции, причем на развитых рынках.
Индексы могут упасть, банки пострадают. А вот что будут делать регуляторы в этом случае — вопрос открытый. В случае начала синхронного глобального спада начнутся серьезные движения на рынках развивающихся стран. Инвесторы уже начали выводить активы из рынка emerging markets за прошедшую неделю. Максимальный объем за три месяца был выведен из ETF, инвестирующих на emerging markets: $1,4 млрд — это пока немного.
Но что происходит у нас на внутреннем рынке? Есть очень серьезная проблема: расхождение между государственной и финансовой политикой. Наше государство находится в состоянии санкционного изоляционизма, но экономическая ситуация и наши экономические взаимосвязи с западными странами сохраняются — это продолжение инвестиций в доллары, сохранение большого объема казначейских облигаций на своем балансе. И работа в той старой парадигме связи с западными финансовыми институтами, которая была до недавнего времени, сохраняется.
Соответственно, любые проблемы на западных рынках очень серьезно сказываются на нашем внутреннем рынке. Западные инвесторы сокращают позиции на наших рынках, они не занимают большее количество позиций в наших облигациях, а в силу старой парадигмы российский Минфин выполняет определенную функцию по стабилизации, как они считают. В будущем, если вдруг цены упадут, они ввели в действие так называемую формулу, когда от $40 отсекается, на эти суммы покупаются доллары на внутреннем валютном рынке. Минфин, в общем-то, с формальной точки зрения действует правильно, они покупают валюту для стабилизации ситуации. Но если у вас уменьшаются операции кэрри-трейд, а вы при растущей нефти, которая растет совершенно не из-за экономических проблем, а из-за проблем политических, сейчас связанных с Ираном, покупаете все больше и больше валюты. В итоге вы становитесь практически единственным покупателем на рынке. Таким образом при том, что цены на нефть растут, рубль снижается, и это создает некую деформацию.
С другой стороны, Центральный банк работает в парадигме — мы не снижаем процентную ставку, потому что заботимся о финансовой стабильности и боимся оттока средств из страны. Чего бояться, если отток уже состоялся, притока никакого нет, а Минфин работает в обратном направлении? И Центральный банк, и российский Минфин проводят совершенно различную политику в плане отношения к активам и операциям с активом, которые как два пучка соломы на одинаковом расстоянии от осла, которым можно назвать российскую экономику. Если осел не определится, к чему склониться, то последствия могут быть самыми печальными.