В Историческом музее открылась выставка «Александр II Освободитель». С замыслом, названием и структурой экспозиции не согласен Григорий Ревзин.
Фото: Коммерсантъ / Эмин Джафаров / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Эмин Джафаров / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Эмин Джафаров / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Эмин Джафаров / купить фото
Среди потомков Льва Толстого есть представители шведской линии, Андрей, фермер, и Вика, джазовая певица. Можно предположить, как выглядела бы выставка, посвященная творчеству их прапрадеда, сделанная в Швеции, если бы им не удалось найти финансирования и договориться с русскими собраниями. Издания Толстого на русском и на шведском, печатная графика, несколько фотографий — все с большой любовью, но без размаха. Выставка в Историческом музее выглядит так, как будто у Александра II в Москве тоже остались потомки, но правил он далеко, не в Петербурге, а, скажем, в Сингапуре. Поэтому у потомков в собрании кое-что есть, но немного. Перо, которым был подписан манифест об освобождении крестьян, убранство лошадей во время коронации, очень хорошая большая картина, изображающая любимых собак семейства Александра, много третьесортных портретов, много печатной графики, открыток, текстов и еще есть стул, настоящий раскладной походный стул, на котором император сидел во время Русско-турецкой войны.
Выставка очень олдскульна, и даже не скажешь, что по-хорошему олдскульна. Сотрудники Исторического музея, видимо, редко ходят в другие музеи и не совсем знают, как это выглядит. Вон в Политехническом из такого занудства, как печатная машинка, ухитряются делать такие выставки, что о них еще несколько лет вспоминают. Здесь не удалось даже из императора.
Понятно, что в музейных экспозициях есть свой стандарт, но не до такой же степени! И потом если стандарт — демонстрация предмета, то сами предметы должны быть интересны. Винтовкой-берданкой, принятой на вооружение в рамках военной реформы данного императора, здесь не отделаешься, потому что этого добра полно в любом краеведческом музее. Интересное что-нибудь надо показывать. Тем более что эпоха Александра II — время фантастической роскоши русского императорского двора. Куда там аскетичному Александру I и даже Екатерине Великой. Это описано в стольких воспоминаниях и записках, этому столько свидетельств во дворцах, театрах, особняках, гостиницах Петербурга, что даже не стоит вдаваться в подробности. Никаких следов этого на выставке нет. Наоборот, создается четкое впечатление, что русский император от реформ изрядно обеднел и в развлечениях перебивался с цветных литографий на чтение газет.
Александру II не повезло с датой, родись он на десять лет раньше — двухсотлетие пришлось бы на другие времена, а что сейчас, кому охота произносить «реформа»? Только если объяснять про неудачу… Но на неудачу где найдешь спонсора? Устроители осторожны, реформе посвятили только одну комнату, центральный экспонат там — мужской и женский крестьянский наряды, так что получается, что вопрос этот преимущественно этнографический. О судебной реформе — ни-ни, ни слова, потому что мало ли что, там же суды присяжных, русская школа адвокатуры, мало ли как поймут. Как-то не ко двору.
Лучшим ходом считаю то, что в музее прямо на входе крупно даны важные слова французского посланника Эжен-Мелькиора де Вогюэ: «Вглядитесь в этого мученика… Он не был блестящим умом». Это сильно. Немного напоминает перепечатку из какой-нибудь зарубежной прессы о том, что сейчас многие в Америке призывают к объективности в отношении к России. А что вы хотите? Хороший человек, но глуп! С дурака что возьмешь? Отсюда и либеральные преобразования. Вот и французский посланник пишет.
Но ведь есть и другая сторона дела. Допустим, нам не нужен реформатор. Так ведь еще завоеватель. Совершенного при нем хватит на несколько царствований. Невероятная территориальная экспансия, когда Россия наконец-таки совпала по территории с Золотой Ордой в ее лучшие годы. Балканы — Скобелев не дошел до Константинополя всего-то 10 километров! И потом — настоящий мужчина! Сколько любовниц! А его роман с Долгорукой — практически тайный брак. Об этом, кстати, на выставке ничего. Помнят Матильду.
Кавказские войны — отдельный зал, и все честь по чести, бурки, шашки, турецкие войны — отдельный зал, шашки, пушки, вот стул этот, на котором император сидел. Очень хорошо. Я бы сказал, не совсем достаточное внимание уделено покорению и присоединению Средней Азии — и по не совсем понятным причинам. Ну и что, что Казахстан? Ну и что, что Нурсултан? Зато ведь и Туркестан, и Узбекистан! Из песни слова не выкинешь, а какая песня! И польское восстание. Ведь как мы им, а? Нет, на такое — и не собрать скромных плодов всенародного восторга? Смешно!
Есть, разумеется, чисто научное изумление тому, как это сочетается. Запутанная эпоха. Путаница связана со странными извивами, которыми движется патриотическая мысль. Александр II — это эпоха европейского национализма, когда народ является главной ценностью, а служение ему — источником легитимности. Отсюда и колониальная политика, и экспансия на Балканы. Но русский народ находился в рабстве, поэтому служение ему оказалось соединено с темой свободы. Патриот не только тот, кто отстаивает национальные интересы, но и тот, кто требует свободы. Сейчас мы, по счастью, преодолели эти заблуждения, но тогда русское человечество еще пока себя не так нашло.
Но, по-моему, главное значение Александра II даже не в этом. Либеральные мыслители пеняют ему за то, что он не увенчал свои реформы короной Конституции — и проект Конституции Лорис-Меликова лежит на выставке среди других бумаг. Правда, Алексей Левыкин, директор Исторического музея, поспешил сообщить, что в сущности это никакая не Конституция, так, некоторые возможности городов и земств донести до государя свою точку зрения — актуальный комментарий, очень в современном духе. Но Конституция — это ведь не только документ. Это еще дух отделения монарха от остальной жизни в стране.
Возьмите, скажем, «Преступление и наказание». При каком царе происходит дело? Там он не упомянут. Или, скажем, великих художников, Крамского, Ге, или начало русской оперы, Мусоргского, Римского-Корсакова — где там император? Или строительство русских железных дорог? Вот у Пушкина есть тема — поэт и царь, а где она у Некрасова? При Екатерине, Павле, Александре I жизнь была устроена так, что вся как-то стекалась к трону. Нам легко это себе представить, потому что у нас сейчас опять... Даже подумать странно — вот, скажем, сейчас строится железная дорога, или Достоевский пишет «Преступление и наказание», а образа президента там нет. Дикость какая. При Александре возникла удивительная ситуация, что император есть, но он всем не управляет. И даже не претендует. Оно само живет. И поэтому естественно, что на выставке в честь его 200-летия нет ничего про русскую урбанизацию (Петербург стал при нем первым русским миллионником), про русскую промышленность (Россия стала пятой экономикой мира), про русскую литературу («над всей землей Толстой и Достоевский»), про русскую музыку, живопись, театр, про русскую адвокатуру, про Менделеева — вообще про весь этот взлет русской цивилизации. При чем тут он? Вот стул раскладной — да, есть. А больше про него сказать нечего.