Первый в новом году концерт на сцене Большого зала консерватории Владимир Федосеев со своим оркестром посвятили столетию Сергея Лемешева. Под их аккомпанемент репертуар выдающегося русского тенора в исполнении поляка Петра Бечалы в партнерстве с молдаванкой Анной Самуил (сопрано) с удовольствием слушала ЕЛЕНА Ъ-ЧЕРЕМНЫХ.
Несмотря на полугодовое запоздание юбилейной акции, зал был набит до отказа. Заранее было ясно, что из двух вариантов мемориальной акции — либо в духе спекулятивной халтуры вроде прошлогоднего "Евгения Онегина" в Большом с Николаем Басковым во фраке Лемешева, либо в духе искренней вдохновленности талантом знаменитого тенора — Владимир Федосеев выберет второй. Выберет в силу принадлежности к иссякающему кругу музыкантов, именно на языке музыки выражающих свои привязанности к тем, кого уж нет и кто далече.
Программа из русского (с ариями из опер Чайковского и Римского-Корсакова) и зарубежного (с эпизодами из "Фауста" Гуно, "Вертера" Массне, а также из вердиевских "Риголетто" и "Травиаты") отделений отдала дань обеим ипостасям Сергея Лемешева. Благодаря ему у нас произошел настоящий теноровый бум — существенный отголосок всемирного бума, ранее начатого великим Карузо.
Не ускользал, впрочем, актуальный смысл происходящего. Дело в том, что оперная музыка настолько хорошо дается Федосееву, что слушаешь и удивляешься: ну как без такого спеца обходится Большой театр, умудряясь гнать бесцветного "Онегина", Театр Станиславского — музыкально-пресного "Фауста", а саратовская опера — рыхлого "Риголетто".
Рекомендуя лемешевское искусство частью традиции ХХ века — "века великих теноров", Владимир Федосеев пригласил молодого поляка Петра Бечалу из Цюрихской оперы. Певец позапрошлым летом пел Водемона с Федосеевым в Вене, а полгода спустя приезжал в Москву для концертного исполнения той же партии.
При всей разнице лирических данных между старательным Бечалой и тенором от бога Лемешевым устанавливалась связь. Компенсируя абсолютную свободу лемешевского голосоведения честным подражательством, поляк сумел добиться и требуемой искренности в ариозо Ленского "Я люблю вас, Ольга", и умного отчаяния в арии "Куда, куда вы удалились" — номер сопровождался внезапным приступом кашля пожилой дамы, судя по всему, из противоположного лемешевскому стана "козловисток".
Полное расположение зала было завоевано "Колыбельной" Левко ("Спи, моя красавица") из "Майской ночи" Римского-Корсакова. Лично у меня чувство, что номером этим мы обязаны не так театральной, сколько кинокарьере Сергея Владимировича Лемешева, в "Музыкальной истории" певшего арию Левко словно гимн-апофеоз — недаром на кадрах аплодисментов в Большом театре рьяный поклонник певца-таксиста чуть не вываливается с балкона.
Попасть в такой же мифологический контекст зарубежному отделению концерта не удалось. Тенору навредили то ли эффект завоеванности зала, то ли нехватка техники. В арии Фауста Бечала держал верхнее "до" не более трех секунд — что это против рекордных "до" Энрико Карузо и Николая Гедды в пять с половиной секунд?! А потом, взяв хороший си-бекар в арии "Вертера", стал завышать Верди. Чем, можно сказать, нежданно услужил партнерше — молодой и не по возрасту артистичной красавице Анне Самуил из Театра Станиславского. В "Застольной песне" из "Травиаты" она блеснула так, что, недовольно зацокав на поляка, зал растаял от встречи с начинающей отечественной звездой.