Что все это значит?
Натела Поцхверия о скрытых смыслах моды
В какой момент у одежды помимо декоративно-прикладной, бытовой, социальной и многих других функций появилась еще и общественно-политическая? Почему покупка вещи с громким лозунгом стала приравниваться к акции протетса и борьбе за права обиженных и угнетенных? Как бренды попали в ловушку своих манипуляций с идеологией, и смогут ли достичь успеха те, кто хочет изменить мир, просто делая сезонные коллекции?
На все эти вопросы журналисты ищут ответы последние полгода. Простая надпись на свитшоте может стать причиной грандиозных скандалов и бойкота, а из-за неуместных принтов коллекции снимали с продажи. Британский Vogue ставит большой и подробный материал о современных суфражистках, меняющих мир в своей отдельно взятой сфере интересов. Семь сильных женщин — два политика, борец за права трансгендеров, две активистки объединения женщин с разным цветом кожи, художница, блогер, которая носит хиджаб,— представляют сегодняшний мир в модном журнале между съемкой тенденций нового сезона и статьей о новых кремах антиэйдж. Лучшего подтверждения тому, что мода больше не может существовать в отрыве от общественно-политической дискуссии, не придумать. Конечно, это не вчера началось, не с глянца и не с феминистских лозунгов на майках Dior (о них, кстати, в следующем материале).
Самый простой и очевидный пример моды "в контексте" — форма, военная или школьная, по которой можно определить чин, звание, кадетский корпус или принадлежность к университетам Лиги плюща — по полоскам на галстуке. То есть мода как средство идентификации: отличить своего от чужого, от врага. Так возникла военная форма. По одежке встречают и там, где в униформе нужды нет. Кожаные куртки с нашивками, розовые велюровые костюмы, леопардовые лосины — все это тоже мода, не в значении тенденций, а как массовый культурный феномен. В 1980-е самовыражались через одежду панки, позже — металлисты, рейверы. Возможность демонстрировать свои предпочтения и принадлежность к той или иной социальной группе имеют все, независимо от доходов. Очень, кстати, забавно наблюдать за тем, как в Англии вся эта выстроенная веками система кодов в последние годы намеренно разрушается. То Кейт Миддлтон появится в платье Topshop, то невеста королевского внука Меган Маркл — в свитере Marks & Spencer.
Возвращаясь к теме панков. Спорить с тем, что одежда — способ самовыражения, не будет никто. Но если сорок лет назад главным посылом было "право быть собой", то сегодня дизайнеры и журналы уже не пытаются найти ответ на вопрос "кто я?", они спрашивают: "Что кажется мне важным?" — и именно такая постановка вопроса отличает современные коллекции. Эдакий новый этап развития отношений с одеждой: надевая ту или иную вещь, женщины и мужчины как бы говорят: "Я такой, какой есть. И вам придется это принимать. Но также вам придется принять и тот факт, что я выступаю за... (нужное подставить)" — выступать сегодня можно за что угодно. Собственно, дизайнеры так и делают.
Здесь со мной наверняка захотят поспорить историки. Мол, позвольте, а хиппи, которые выступали за мир во всем мире, вплетали цветы в волосы и носили майки с призывами любить, а не воевать? Французские санкюлоты без кюлотов? Советские рабфаковки в красных косынках? Черные пантеры в лаковых беретах? Все эти модные символы тоже говорили о протестных настроениях и декларировали важные для носителя вещи. А тут вдруг речь о тенденциях последних сезонов — нестыковка. На самом деле все действительно так. И три века назад, и даже в середине XX века протест шел с улиц, люди стихийно выбирали некий атрибут, который становился их символом, тогда как на подиумах, в ателье и в салонах показывали совсем другую моду. В этом и есть главное отличие моды нынешнего, XXI века. Акцент изменился — и теперь протест идет с подиума. Современным потребителям мало просто покупать красивые вещи. Им нужно красивое хитросплетенное кружево не только на рукавах пиджака, скажем, но и вокруг всего бренда — истории, манифесты, протесты продаются лучше всего. Как говорится, если не можешь подавить бунт, возглавь его! Бренды возглавили.
Хотя были яркие вспышки общественно-политической моды и в прошлом. Что характерно, в чопорной Англии. Очевидный пример — Вивьен Вествуд и ее панк-мода. Но самые провокационные модные заявления, конечно, на счету дизайнера Кэтрин Хэмнетт. В 1984 году она пришла на прием, организованный для дизайнеров в честь недели моды в Лондоне премьер-министром Маргарет Тэтчер в резиденции на Даунинг-стрит, 10, в майке с надписью "58% не хотят "Першинга"". Это был намек на то, что 58% британцев высказались против размещения в Западной Европе ракет малой дальности "Першинг-1" (напомним, что в ходе своего первого премьерского срока Тэтчер поддержала решение НАТО разместить в Западной Европе ракеты наземного базирования BGM-109G и ракеты малой дальности "Першинг-1А"). Хэмнетт вспоминает эту историю так: "Вообще-то я не собиралась идти до последнего, но потом все-таки решила, что пойду. Ну не в вечернем же платье мне было идти. А никаких срочных печатей футболок в то время в помине не было, поэтому я просто написала чернилами на бумаге первый же острый заголовок, который увидела в газете The Sun, и приложила к своей шелковой футболке. Когда пожимала руку госпоже Тэтчер, распахнула свой плащ и продемонстрировала надпись. Госпожа Тэтчер наклонилась, прочитала надпись и взвизгнула. Но уже через мгновение улыбнулась и произнесла: "Дорогая, у нас тут нет "Першинга". Только крылатые ракеты. Возможно, вы ошиблись вечеринкой". Недавно Хэмнетт представила свою новую коллекцию против "Брексита". Александр Маккуин в 1995 году показал коллекцию Highland Rape — модели с синяками, в разодранной одежде в шотландскую клетку изображали жертв изнасилования. И речь шла не только о росте физического насилия над женщинами в те годы, но и о политике правительства в отношении Шотландии на протяжении нескольких веков: "высокогорное изнасилование" — так охарактеризовал поведение Англии Маккуин. Еще одна интересная коллекция 1993 года — "хасидский" показ Jean Paul Gaultier.
Здесь важно отметить, что ни один дизайнер тогда не издавал манифестов перед показом, не давал провокационных интервью и не кичился своим протестом. Увидеть и понять послания могли только критики моды и особо приближенные к дизайнерам люди. Покупателям же оставалось в лучшем случае читать критические статьи в газетах или пытаться уловить суть высказывания самостоятельно. Дизайнеры завуалированно и тонко показывали, что их волнует, вписывая в историю свои модные протесты. И критики стали искать скрытые послания в коллекциях каждого дизайнера. За десятки лет они привыкли вычленять главное. А читатели запомнили, что вещи — это не просто вещи. Это история. Надпись на майке — цитата из эссе знаменитой феминистки, как у Dior. Декорации символизируют храм моды, которой все поклоняются, как у Dolce & Gabbana. Музыка и текст песни — манифест. Когда появились новые средства визуального выражения — социальные сети, онлайн-трансляции показов,— то, что происходило раньше за закрытыми дверьми, для пары сотен специалистов и знатоков, сейчас видят одновременно миллионы человек. А с массами нужно говорить четко и ясно, чтобы не допустить искажения смыслов.
Поэтому дизайнеры не просто показывают коллекции, а, как когда-то современные художники, сопровождают показы аннотациями на несколько страниц. Миучча Прада объясняет, что хотела лишь показать воинствующих женщин с практичной стороны: "Я просто хотела изменить мир. Особенно для женщин, которым и по сей день несладко живется". А коллекцию Прада заканчивала задолго до старта кампании #metoo и решения актрис прийти на церемонию вручения премии "Золотой глобус" в черном.
Или вот последний показ Gucci сезона "осень-зима 2018/19". Вместо подиума — операционная и настоящие хирургические столы, вокруг которых ходили модели с третьим глазом во лбу или с собственной головой в руках. "Киборг" — так называется коллекция. Киборги в понимании Алессандро Микеле, креативного директора Gucci,— это парадоксальные существа. В них есть и технологии, и человеческая природа, мужское и женское начало. Они и люди, и чужеземцы. В названии, конечно, зашифрован феминистский манифест (куда без них нынче?) — ироничное эссе "Манифест киборгов" Донны Харауэй, которая ставит вопрос о гендерной самоидентификации и открыто спрашивает, что же есть такого в женщинах, что объединяет их в одну категорию. Действительно, что? Но почему тогда операционные столы? "Работа дизайнера сродни хирургии: режем, пришиваем, собираем и экспериментируем на операционном столе",— объясняет Микеле. Такие эксперименты могут кончиться плохо, предостерегает Gucci, ведь человеческий фактор никто не отменял — полетят головы или появится третий глаз. Муляжи голов, а также ящериц и драконов изготовили итальянцы из знаменитой студии Makinarium, сотрудничающей с киноиндустрией.
Теперь клиент любого модного дома подготовлен и способен слушать и воспринимать истории даже в тех случаях, когда и рассказать-то, в сущности, нечего. И в мире, где нас так долго приучали читать между строк, трудно игнорировать и сами строки, и то, что может быть скрыто между ними. Поэтому простая надпись на свитшоте и стала причиной массовых погромов в магазинах H&M, когда дизайнеры марки, не подумав, сняли для своего каталога темнокожего мальчика в свитшоте с надписью "Самая крутая обезьянка в джунглях". Потому что нельзя размахивать манифестами, а потом удивляться, почему люди взбунтовались. А другого в мире моды сегодня, кажется, не дано.