Уход Олега Табакова спровоцировал общественную дискуссию о будущем МХТ, Школы-студии МХАТ и "Табакерки". Обозреватель "Огонька" размышляет о том, как по-разному складываются судьбы театральных империй, возглавляемых сильными лидерами
За парадной стороной российского театра скрывается громоздкая и хрупкая конструкция
Фото: Дмитрий Костюков, Коммерсантъ / купить фото
Театр — это производство: масштабное, медленное, многолюдное, дорогое, не допускающее пробуксовок и перебоев. Перспективный план любого крупного театра рассчитан как минимум на два сезона вперед, так что внезапная смена руководства почти всегда чревата травмой, несовместимой с нормальным существованием творческого организма. Однако печальный парадокс отечественной театральной жизни, что называется, налицо: к подобному стрессу российские труппы оказываются одинаково не готовы и в тех случаях, когда кадровые перемены спровоцированы трагическими обстоятельствами непреодолимой силы, и когда они возникают вполне прозаически, в рабочем порядке.
Новейшей истории отечественной сцены практически неизвестны случаи мирной, осмысленной передачи власти из рук в руки, продиктованной целесообразностью и заботой о завтрашнем дне, хотя любой театр, каким бы авторским он ни был, это все-таки общественный институт, а не частная собственность.
Иерархический уклад, к которому исторически тяготеет русская сцена, чем-то напоминает средневековую мастерскую, когда вся жизнь вращается вокруг носителя традиции, тайного знания, а даже самые талантливые из сподвижников до самых седин могут рассчитывать лишь на роль подмастерьев — так были устроены все знаковые отечественные театры: БДТ долгие годы равнялся Георгию Товстоногову, а Таганка почти полвека была синонимична Юрию Любимову.
Абсолютное большинство сегодняшних худруков или потенциальных претендентов на руководящие должности воспитывалось в эпоху абсолютизма "театров одного режиссера".
И нужно ли удивляться тому, что представляемые ими творческие программы чаще всего резюмируется формулой "после нас хоть потоп"? Лишь единицы из них понимают, что театры, созданные великими индивидуалистами, обречены уйти в историю вместе со своими основоположниками. Единственный путь к спасению — радикальная административная и художественная перепрошивка, произведенная новым лидером — внятным, жестким и обязательно несентиментальным. Впрочем, брать на себя ответственность за радикальный апгрейд не готовы и в департаментах с министерствами: театральные реформы чреваты войной с труппами, жаждущими "хранить заветы". Чем могут обернуться подобные пассеистские игры — общеизвестно: даже при внешнем успехе у публики включившиеся в них театры почти неизбежно обречены на скорую творческую смерть, горьких примеров такого рода хватает в одной только Москве.
Исключений из общего правила не так много, и наиболее впечатляющим из них в 2000-е оставался МХТ. Подчеркнуто внимательный к духу времени, Олег Табаков сознательно выстраивал репертуарную стратегию своей империи на стыке самых разных типов театра, существовавших в афише легендарной труппы на равных; не противореча друг другу, они были обращены к диаметрально противоположным целевым аудиториям. Академичнейшие трактовки русской классики уживались здесь с режиссерскими экспериментами, а старое доброе бенефицианство, театр актерской вольницы — с лабораторными поисками постановщиков-дебютантов, ежегодно десятками проходивших через горнило МХТ. Возглавив Московский художественный в 2000 году после смерти Олега Ефремова, Табаков первым делом поставил театр на очередной ремонт, закрыл добрую половину спектаклей и за несколько лет добился того, что посещаемость никогда не опускалась ниже рекордных 99 процентов. При Табакове МХТ стал одним из самых экономически успешных и финансово могущественных театров страны — с зарплатами, о которых могут мечтать артисты отнюдь не самых бедных федеральных ГБУКов (Государственное бюджетное учреждение культуры), и с обязательными стимулирующими выплатами — скажем, за рождение ребенка.
К двум сценам в Камергерском переулке (исторической и малой) стараниями Табакова в 2001 году прибавилась новая, а пару лет назад на юге Москвы началось строительство оснащенного по последнему слову техники филиала МХТ — семиэтажное здание с двумя подземными этажами возводится на пересечении Нагатинской с проспектом Андропова. Гигантский театральный мультиплекс венчают площадки "Табакерки" — носящего имя Табакова Театра-студии, долгие годы ютившегося в подвале на улице Чаплыгина, а в прошлом году получившего новую, оснащенную по последнему слову техники сцену на Сухаревской. С середины 2000-х "Табакерка" (сейчас ею руководит опытнейший директор Александр Стульнев, возглавлявший театр последние 20 лет) и МХТ были сообщающимися сосудами — многие спектакли Театра-студии, рассчитанные на большую сцену, игрались в Камергерском, а артисты, дебютировавшие в подвале на Чаплыгина, очень скоро становились резидентами Московского художественного.
Хлебосольный, но жесткий хозяин, Табаков был подлинным театральным строителем — пожалуй, единственным в новейшей истории России руководителем театра, достойным громкого звания интенданта, единолично определяющего работу сложносочиненного художественно-административного организма. Он никогда сознательно не готовил себе преемника, но, возможно, просто потому, что масштаб его педагогической деятельности в Школе-студии МХАТ (которую с 2013 года успешно возглавляет сподвижник Табакова актер Игорь Золотовицкий) и в собственной Московской театральной школе был слишком велик. Прямыми или косвенными учениками Табакова были и Владимир Машков, и Сергей Безруков, и Алексей Серебряков — наследником мог бы стать каждый из них, не говоря уже о целой плеяде молодых режиссеров, на которых у худрука МХТ был выдающийся нюх: на большую сцену он вывел Миндаугаса Карбаускиса, Евгения Писарева, Кирилла Серебренникова, Константина Богомолова...
Реальную конкуренцию подопечным Табакова в последние годы способны были составить, в сущности, лишь два театра — распахнувшая окно в Европу Александринка Валерия Фокина да динамично развивающийся Театр Наций Евгения Миронова (располагающийся, кстати, в помещении мхатовского филиала на бывшей улице Москвина). Обсуждение кандидатуры возможного преемника Табакова и в околовластных, и в околотеатральных кругах продолжается не первый год, и не случайно именно фамилии Фокина и Миронова всегда звучали в них чаще всего. Между тем как бы ни сложился в конечном счете кадровый пасьянс, бесспорно одно: сегодня Московский художественный обладает потенциалом для развития в самые разные стороны — Олег Табаков оставил свое детище готовым к решительным поворотам судьбы. Вопрос лишь в том, какой выбор сделают теперь в верхах — для будущего театрального дела в России он будет во многом символичным.