Мы переживаем фэшн-декаданс — мода, какой мы ее знали последние 30 лет, распадается на наших глазах. Но есть и хорошая новость: этот декаданс на наших же глазах становится зарей нового мира. Достаточно прекрасного, между прочим
Фото: Courtesy of Balenciaga
Фото: PPS via ZUMA Wire / TASS
Фото: PPS via ZUMA Wire / TASS
Фото: Courtesy of Richard Quinn
Фото: Courtesy of Jil Sander
Фото: Courtesy of Jil Sander
Фото: Courtesy of Gucci
Фото: Courtesy of Gucci
Фото: Courtesy of Gucci
Фото: Courtesy of Gucci
Фото: Courtesy of Gucci
Фото: Courtesy of Gucci
Фото: Courtesy of Gucci
Фото: Courtesy of Gucci
Фото: Courtesy of Gucci
Фото: Courtesy of Gucci
Фото: Courtesy of CALVIN KLEIN 205W39NYC
Фото: Courtesy of CALVIN KLEIN 205W39NYC
Фото: Courtesy of CALVIN KLEIN 205W39NYC
Фото: Courtesy of CALVIN KLEIN 205W39NYC
Фото: Courtesy of CALVIN KLEIN 205W39NYC
Фото: Courtesy of CALVIN KLEIN 205W39NYC
Фото: Courtesy of CALVIN KLEIN 205W39NYC
Фото: Courtesy of CALVIN KLEIN 205W39NYC
Фото: Courtesy of CALVIN KLEIN 205W39NYC
Фото: Courtesy of CALVIN KLEIN 205W39NYC
Фото: Courtesy of CALVIN KLEIN 205W39NYC
Фото: Courtesy of CALVIN KLEIN 205W39NYC
Фото: Courtesy of Prada
Фото: Courtesy of Prada
Фото: Courtesy of Prada
Фото: Courtesy of Prada
Фото: Courtesy of Prada
Фото: Courtesy of Prada
Фото: Courtesy of Balenciaga
Фото: Courtesy of Balenciaga
Фото: Courtesy of Balenciaga
Фото: Courtesy of Balenciaga
Фото: Courtesy of Balenciaga
Фото: Courtesy of Balenciaga
Главное, что нужно осознать со всей определенностью: красоты больше нет. Той самой, всем нам понятной и привычной — когда гармония пропорций и цветов, когда текучесть линий (или их скульптурность), когда спадает красивыми волнами, стройнит и вообще украшает. Да даже не такой привычной, но и той, что была у фэшн-авангарда 80-х и 90-х, у японцев и бельгийцев,— с деконструкцией, с вывернутыми наружу швами, когда из дисгармонии и подчеркнутых несовершенств возникала пленительная хрупкость и трогательная человечность, а открытые швы, молнии и обтрепанные кромки работали как украшения,— и эта, неконвенциональная красота, тоже кончилась.
А еще раньше исчезло все, что принято было обозначать словом sexy. То есть когда приподнятая грудь, затянутая талия и округлые бедра. Когда мини и декольте. Когда boobs & legs. И если дизайнеры, которые могут сделать что-то и красивое, и современное, у нас все-таки еще есть, например, Дрис ван Нотен, Хайдер Аккерман, а еще недавно была Фиби Файло,— то тех, кто делает традиционное sexy, среди актуальных брендов не осталось вовсе.
Вместо всего этого ключевой эстетической категорией современной моды стала уродливость. Одновременно с красотой нас покинули и все привычные представления о том, как должна сидеть одежда — все эти "перерезает ногу", "полнит", "нарушает пропорции" и пр. Перерезает — и отлично, нарушает — и чудненько, и даже "полнит" уже не вызывает прежнего священного ужаса. Нарочито уродливая одежда, опрокидывающая все мыслимые представления о прекрасном, непременно в сочетании с уродливыми кроссовками (ugly sneakers вообще мощный тренд, на котором сейчас зарабатывают миллионы) или, как вариант, с уродливыми сапогами — вот что делают сегодня самые актуальные бренды.
То движение, которое начали три года назад Алессандро Микеле в Gucci и Демна Гвасалия сначала в Vetements, а затем в Balenciaga, а продолжил Раф Симонс в CALVIN KLEIN, сейчас превратилось в настоящий мейнстрим. Оно начиналось как поиски нового образа — резкого, вырывающегося из привычных норм и стандартов, и, главное, выглядящего современно, который бы ловил души прежде всего, конечно, 20-летних. Именно эти, сугубо стилистические, поиски дизайнеров-стилистов, для которых был важен свежий look, а не новый концепт, привели к раздвижению всяческих границ — эстетических, гендерных, сексуальных, национальных, расовых, социальных. Так, в результате, кое-что потеряв, мы кое-что приобрели. Свободу, на самом деле.
"Мода отражает социальные и политические процессы", "мода связана с общественными движениями" — это стандартный риторический зачин всех претендующих на анализ фэшн-текстов. Но под этим обычно подразумевают самые очевидные маркетинговые продукты: майки с феминистскими надписями или дефиле с такими же лозунгами. Противоположный подход — перечисление "трендов": елочный дождик, сетка, мохнатый искусственный мех, оверсайз, 80-е. Или, например, головные уборы, которые появились в только что показанных коллекциях FW 18 в огромном количестве. Но суть всех сегодняшних процессов в том, что в разнообразии шапок, платков и прочих предметов, покрывающих голову, куда больше феминизма, чем в лозунгах на майках.
Алессандро Микеле на своем миланском шоу вывел, как обычно, 90 моделей, и лишь немногие из них шли с непокрытой головой и открытым лицом, причем Микеле использовал все варианты уборов, предписываемые женщинам и мужчинам в традиционных культурах. У Рафа Симонса были балаклавы и косынки, похожие на шлемы. Вариации балаклав, полностью скрывающих голову и шею, были и у Christian Dior. У Balenciaga прежде тоже были платки, перекрещенные и завязанные сзади, а в этот раз встречалась комбинация плотных капюшонов с высоким горлом, тоже напоминающая скорее балаклаву. Ну и конечно, в этом сезоне мы узнали о существовании бренда Richard Quinn, показ которого в Лондоне посетила Елизавета II, и обнаружили там модели с лицами, затянутыми платками, совершенно на марджеловский манер. Можно видеть в этом "тренд", но можно увидеть еще и гуманистическое содержание.
Тот же Микеле, наряжая своих девушек в хиджабы и чуть ли не бурки, делает то же, что делал, когда наряжал своих парней в блузы и сережки. Это высказывание скорее не политическое, а поэтическое. Увлекшись авангардом 90-х и прежде всего Мартином Марджелой, главные герои сегодняшней фэшн-сцены восприняли и его язык — вместе с его инклюзивностью, пафосом приятия различий, пониманием человеческой хрупкости и уязвимости и стремлением защитить их. Язык и привел их — и нас вместе с ними — к тому, что мы сейчас имеем: к максимальной открытости. Новая ugly fashion оказалась той самой речью, которая заводит далеко.
Эта мода всех уравнивает и дает возможность использовать себя кому угодно — мальчикам, девочкам, 89-летней Аньес Варда, которая пришла в шелковой пижаме Gucci на "Оскар", 51-летней Сальме Хайек, которая пришла на "Оскар" в Gucci же, но исключительно гламурном, герою стрит-стайла, обрядившемуся в кособокий пиджак Balenciaga, и студентке, покупающей почти такой же в винтажной лавке. Она равным образом открыта всем, она не требует от нас быть такими или этакими, она не накладывает возрастных и гендерных ограничений. Она действует по известному принципу Айболита: "Приходи к нему лечиться. И корова, и волчица, И жучок, и червячок, И медведица!" Если вам в принципе близка эта эстетика — пожалуйста, берите и носите.
То, что начиналось как over-sized & over-styled, что выглядело всего лишь копипастом выдающихся образцов (иногда выглядит так и сейчас, будем честны, но кого это волнует), оказалось в итоге рупором нового мира. Не того, в котором борьба и лозунги, а того, в котором можно быть кем угодно, мальчиком в блузке и сережках, девочкой с бритой головой или девочкой с головой, повязанной платком, а можно сегодня так, а завтра этак — вам решать. Эта новая мода снимает всякое напряжение — идеологическое, политическое и даже религиозное. Многослойный наряд с последнего показа Balenciaga, закрывающий тело под горло и абсолютно скрывающий фигуру (равно как и натянутые на пальто драные свитера Симонса), несет куда меньше идеологического запала, чем знаменитая "коллекция клошаров" Гальяно (Haute Couture Christian Dior SS 2000), вызвавшая своей "циничной эксплуатацией образов бездомных" протесты гражданских активистов. То, в чем легко можно увидеть характерный именно для бездомных способ носить на себе все вещи разом, оказывается настоящим боди-позитивизмом. Бурка на моделях на показе Gucci абсолютно ни к чему не призывает: помещенная в пространство моды, она перестала быть сакральным символом, знаком религиозной принадлежности, а стала символом гуманистическим — защищающим, позволяющим не участвовать в ярмарке сексуального тщеславия, не быть объективируемой и выглядеть при этом модно. То есть не быть hot, но быть cool.
Как раз за это — в числе прочего — боролись поколения феминисток, ЛГБТ, human rights и прочих активистов. И миру моды и люкса, одними только продажами уродливых кроссовок, гигантских пуховиков и прочих диких модных вещей, удалось добиться впечатляющего результата, встроиться во все это современное движение совершенно органично, не вызывая отторжения и возмущения "маркетингом". Маркетинг вообще оказался отличным гуманитарным механизмом, иногда даже более действенным, чем петиции и демонстрации. И точно более инклюзивным. Но это уже другая история.