Фестиваль менторов и протеже, который проходил в Берлине, собрал примерно половину мирового арт-истеблишмента и продемонстрировал, что такое современная культурная филантропия
Фото: ROLEX/Reto Albertalli
Фото: предоставлено Rolex
Фото: Tina Ruisinger / Rolex
Фото: Emmanuel Fradin / Rolex
Фото: Tina Ruisinger / Rolex
Фото: Tomas Bertelsen / Rolex
Фото: Bart Michiels / Rolex
Фото: Robert Wright / Rolex
Если достаточно долго просидеть за завтраком в берлинском отеле Adlon, то можно увидеть их всех. Миру Наир, Джоан Джонас, Аниша Капура, Уильяма Кентриджа. Все они тут: Филип Гласс, Дэвид Чипперфилд, Альфонсо Куарон, Робер Лепаж, Охад Наарин, а также Алексей Ратманский, Барбара Хендрикс, Брижит Лакомб, Колм Тойбин и еще примерно дюжина имен — и это феноменальная концентрация арт-звезд первой величины. К каждому из них во время фестиваля можно было обратиться непосредственно. Именно эффект присутствия людей, которые сформировали современную большую культуру, и возможности общения с ними и есть то самое невероятное и самое заразительное, что дает The Rolex Mentor And Protege Arts Initiative.
Если коротко, то программа Mentor And Protege — это филантропическая программа поддержки искусства и людей, его производящих. Rolex придумал довольно неочевидный и сложный формат поддержки — и при этом один из самых свободных и интересных. И самых насущных для культуры.
В семи дисциплинах — визуальные искусства, театр, архитектура, кино, танец, литература, музыка (со следующего цикла их будет уже восемь, но восьмая пока не названа) — экспертным советом выбираются номинанты. И тут первый интересный и не самый однозначный пункт программы: номинанты — это не совсем начинающие. Каждый из них уже вполне сформирован, имеет какие-то результаты и даже достижения, но при этом достаточно молод и находится еще не на пике своей карьеры. Например, уже снял фильм, про который говорят в киносообществе, как протеже этого года индийский режиссер Чайтанья Тамхане, или сделал несколько музыкальных перформансов, как перуанская скрипачка и композитор Паучи Сасаки. Затем ментору — то есть уже знаменитому в своей области человеку — дают шорт-лист, то есть список из трех человек, из которых он может выбрать одного. Ментор и протеже проводят год вместе — в культурных и/или профессиональных путешествиях, в работе или просто в разговорах и некоем совместном творческом процессе. Результат, который должен появиться по истечении этого года,— это второй пункт программы, далекий от принятых в таких случаях клише.
Каким в принципе должен быть результат такого года? В самом очевидном и предсказуемом варианте — некий культурный продукт, который можно предъявить миру и который может быть ответом на вопрос: а на что же, собственно, были потрачены деньги? Но суть The Rolex Mentor And Protege Arts Initiative в том, что она совершенно не продуктоориентирована — и в этом ее сила. Ребекка Ирвин, глава филантропического направления Rolex, говорит, что цель программы состоит в возрождении исторической практики передачи творческих умений от мастера к ученику. И в таком понимании целей и задач совершенно необязательно через год положить на воображаемый стол книгу или отснятый киноматериал. Важно участие в творческом процессе и погружение в среду интернациональной богемы — то есть живой творческий процесс и социализация. И конечно, только независимый люксовый мегабренд, каким и является Rolex, может позволить себе такую свободу и несфокусированность на конечном продукте.
Например, проект швейцарского урбаниста Саймона Кретца со знаменитым британским архитектором Дэвидом Чипперфильдом был сугубо теоретическим. Как сказал Чипперфилд: "Что я мог предложить Саймону? Сидеть в моем офисе, когда я обсуждаю с клиентами бюджет,— это не то же самое, что сидеть на репетиции Робера Лепажа". И поэтому они придумали "мысленный эксперимент" на материале вполне конкретного девелоперского проекта — застройки расчищенного Бишопсгейт Гудс-ярд в лондонском Шордиче: что если к традиционном британскому свободному рынку девелоперов применить швейцарский социалистический подход, связанный с серьезным госконтролем застройщиков? Публике он был представлен в виде круглого стола — и вот такой спекулятивный формат вдруг оборачивается живейшим обсуждением того, что такое современный урбанизм ("Я европейский урбанист, а значит, либеральный социал-демократ",— говорит Киис Кристианс из Швейцарского федерального технологического института, ETH) и почему город должен сохранять две важнейшие характеристики современного мира — разнообразие и сложность.
Упомянутый Чипперфилдом выдающийся театральный режиссер Робер Лепаж и его протеже аргентинский режиссер Матиас Умпьеррес как раз представили абсолютно готовый арт-продукт — первую часть проекта Матиаса The Museum Of Fiction под названием "Империя". И это было представление шекспировского "Макбета" средствами видео-арта и перформанса — четырехканальное видео, где пуля, если вылетает с одного экрана, то попадает в героя на противоположном. Матиас не только перенес действие в современную Латинскую Америку, но еще произвел гендерный переворот в паре Макбетов: вместо подстрекательницы-жены тут муж с репликами леди Макбет (и это сам Робер Лепаж), а вместо жаждущего власти Макбета — жена (ее играет знаменитая испанская актриса, звезда фильмов Альмодовара Анхела Молина). Лепаж в ответ на мой вопрос, кому пришла в голову идея его участия, смеется и говорит, что сначала, когда Матиас объяснял ему свой проект, он вообще ничего не понял и решил на всякий случай сам в нем сыграть, чтобы разобраться. Но вопрос тут, конечно, прежде всего в форматах сотрудничества/ученичества между ментором и протеже, в том, насколько близким оно может быть.
Альфонсо Куарон, получивший пять лет назад режиссерский "Оскар" за "Гравитацию", сейчас снимает новый фильм "Roma", и его протеже Чайтанья Тамхане весь год был с ним рядом на съемках. Португалоязычный писатель из Мозамбика Миа Коуту, литературный ментор, который сейчас пишет новый роман о некоем африканском короле, говорит, что обычно показывал написанный текст только своему отцу и своей жене, да и то уже в готовом виде, но сейчас решил делиться и обсуждать его кусками, причем в черновом виде, со своим протеже бразильским писателем Хулианом Фуксом. А крупнейший израильский хореограф, изобретатель пластической техники гага Охад Наарин в итоге предложил контракт своей протеже Ландиви Коза в его танцевальной компании "Бат-Шева".
Фото: ROLEX/Nick Harvey
Трудно сказать, станет ли выставка, устроенная в рамках арт-уикенда Rolex, заметным шагом в карьере вьетнамской художницы Тао-Нгуен Фан — изящные акварели с сюжетами из коммунистического детства, написанные на листах старых книг. Или тот год, что она провела с Джоан Джонас, настоящим живым классиком современного арта, сам по себе значимее в ее духовном и творческом развитии? По крайней мере, свой первый видео-арт с вьетнамскими детьми она сняла и показала в Берлине. А у Паучи Сасаки уже есть и сформированный электро-этно-поп-стиль, и те, кто ней постоянно работают. "Я старался помочь ей с навигацией в музыкальном мире, представить ее разным людям, объяснить бизнес-процессы",— говорит Филип Гласс.
Не так важно, что произойдет дальше с теми, кто был протеже в этой программе, и каких высот они достигнут или уже достигли. Важно тут другое — и это другое и является, по сути, тем самым финальным "продуктом". Выдающийся художник и театральный режиссер Уильям Кентридж во время дискуссии о том, как вообще следует обучать искусству, определил суть сегодняшней культуры тремя словами — ambiguity, uncertainty, doubt (неоднозначность, неопределенность и сомнения). В такой культурной ситуации, когда все определяется заново, очень возрастает ценность самого процесса обсуждения, проговаривания и выговаривания, где формулирование вопросов куда важнее получения ответов. А это может происходить только в культурной и интеллектуальной среде — которую и поддерживает Rolex своей инициативой Mentor And Protege. Молодые профессионалы вполне высокого уровня становятся частью этого большого процесса. И это куда более значимо для современной культуры, чем новый роман, перформанс или инсталляция, даже многоканальная.