"Даже Ястржембский говорил, что я чуть ли не единственный, с кем можно разговаривать"

Ахмед Закаев осуждает террор

интервью


Вчера в интервью корреспонденту Ъ МУСЕ Ъ-МУРАДОВУ Ахмед Закаев заявил, что его арест в Копенгагене стал для него полной неожиданностью, а отказ в экстрадиции в Россию, наоборот, был вполне ожидаем.
       — Отправляясь в Данию на конгресс чеченского народа, вы допускали возможность ареста?
       — У меня не было ни малейших опасений на этот счет. Я же свободно ездил по всей Европе, и нигде у меня не было никаких проблем с правоохранительными органами. В конце прошлого года, если помните, я даже приезжал в Москву, встречался с полпредом президента России Виктором Казанцевым. Вспомните тогдашние высказывания российских политиков: никто не называл меня террористом. Почему я оказался в международном розыске, для меня полная загадка. А вот освобождение не было для меня неожиданностью.
       — Почему вы были так уверены в исходе дела?
       — Уверенность появилась после того, как меня ознакомили с обвинениями российской Генпрокуратуры. В несостоятельности этих обвинений мог разобраться даже не юрист. И датчане в этом разобрались быстро. Дания — это страна, где живут по закону, а не по политической конъюнктуре. А Россия, на мой взгляд, этот момент не учла. Россия, требуя выдать меня, апеллировала к политическим властям страны, а не к закону. Здесь перед законом равны все — и власть имущие, и рядовые, и гости, и туристы.
       — Запрос о вашем аресте направили сразу после захвата "Норд-Оста", обвинив вас в причастности к этому теракту. В частности, вам инкриминировали угрозы провести новые теракты. Как бы вы прокомментировали это?
       — К большому сожалению, мы стали свидетелями того, что авантюристы делают политику на горе людей. Просто кто-то решил эту нашу общую трагедию, и чеченцев, и русских, использовать в своих корыстных политических целях.
       — Авантюристы это кто?
       — Это те, кто причислил меня к террористам и послал запрос о моем аресте. Не так давно даже Сергей Ястржембский говорил, что я чуть ли не единственный (с ичкерийской стороны.—Ъ), с кем можно разговаривать. Я считаю, что акция с запросом о моем аресте была направлена не только против меня, но и против всех тех, кто каким-то образом пытается перевести военную ситуацию в политическое русло.
       — А с Мовсаром Бараевым, захватившим заложников, вы разговаривали?
       — Нет. В эфире радиостанции "Немецкая волна" я обратился к захватчикам, чтобы они не предпринимали никаких силовых действий. Это было сделано в связи с тем, что они обещали расстрелять заложников. И сделал я это с одобрения Аслана Масхадова, с которым связывался накануне.
       — А ваше предупреждение о новых терактах?
       — Еще раз повторяю, то, что произошло в Москве, это большая трагедия и чеченского, и русского народа. Я опасался и опасаюсь, что ситуация может выйти из-под контроля. Что таких Бараевых, не верящих в завтрашний день или подвергнутых унижениям и оскорблениям, могут оказаться тысячи. Потому что они каждый день рождаются, эти группы. Да, это была абсолютно чудовищная акция. Цель оправдывает средства — это не наш лозунг. Мы не можем быть неразборчивыми в методах нашей борьбы. Потому что мы боимся последствий, а Россия это воспринимает как нашу слабость. Это не слабость. Это значит, что мы думаем о завтрашнем дне. О последствиях.
       — Но помимо призрачной связи с захватом заложников в Москве в вашем деле есть конкретный эпизод, связанный с похищением людей. Напомню, речь идет о захвате священников Анатолия Чистоусова и Сергея Жигулина.
       — В 1996 году отец Сергий и отец Анатолий действительно были у меня, даже ночевали. Но об их пленении я узнал только через два-три дня. Прокуратурой Чечни за контакты сосвященниками меня даже допрашивали, но, разобравшись, оставили в покое.
       Последний раз Жигулина я видел в Красноярске в 1998 году на инаугурации Александра Лебедя. Мы с ним очень даже мило пообщались.
       — В материалах дела есть еще один громкий эпизод: в 1996 году вы организовали захват Урус-Мартана, где были совершены массовые убийства и другие зверства. Что скажете по этому поводу?
       — Это было не в 1996-м, а годом раньше. Отряд под моим руководством вошел в райцентр Урус-Мартан, чтобы не дать провести там незаконные, на наш взгляд, выборы главы республики. Но ни одного выстрела тогда сделано не было. С представителями пророссийской власти мы разошлись полюбовно.
       — Как бы вы прокомментировали скандал с вашим переводчиком, который оказался мужем россиянки?
       — Мне очень жаль, что это произошло. Никаких претензий к переводчику у меня не было. Он все делал как надо. После освобождения я специально пригласил его и высказал свое сожаление по поводу случившегося. То, что жена переводчика была русской, это не повод для претензий. У меня много друзей среди русских, которые искренне переживают за то, что происходит в Чечне. Война в Чечне — это не конфликт между чеченцами и русскими. Это проблема политики.
       — Месяц вашего заключения пришелся на мусульманский пост Рамадан. Тюремное начальство приняло это как-то во внимание, помогало вам соблюдать пост?
       — Да. Мне приносили ужин ровно в то время, когда наступал час разговения. Я как мусульманин благодарен датчанам за проявленное уважение к нашей религиозной традиции.
       — Во вторник по российскому телевидению показали пограничника, который рассказал о том, что видел, как по вашему приказу расстреливали пленных.
       — Пленных? Никогда в жизни этого не было. Это вранье.
       — Что вы собираетесь делать дальше, получив свободу? Куда отправитесь?
       — Пока не знаю. Мне надо все обсудить с президентом.
       — И все-таки, в какой роли вы себя видите дальше? Сохраняется ли возможность переговоров?
       — Я уверен, что переговоры неизбежны. И я буду делать все, чтобы ситуацию привести к миру. И я не одинок в этом вопросе. У меня есть сторонники, которые этим занимаются. И этот теракт в Москве нам очень сильно помешал. Ведь у нас уже были конкретные наработки в этом направлении.
       — После освобождения вы разговаривали с политиками из России?
       --Да. Со мной связывался Иван Рыбкин и депутат Госдумы Юлий Рыбаков. Они выразили надежду, что мирный диалог между Чечней и Россией возобновится, обещали в этом свою поддержку. Спасибо им за это.
       — Как вы думаете, отказ от вашей экстрадиции испортит отношения между Россией и Данией?
       — Я думаю, что никаких осложнений не последует. Раздувать этот скандал не в интересах самой России. Настаивая на незаконном решении, а датские власти руководствовались исключительно законом, Россия только скомпрометирует себя перед мировым общественным мнением.
       — Но Генпрокуратура России вроде бы собирается преследовать вас и дальше, хочет обжаловать решение минюста Дании в европейском суде?
       — Этим самым Россия окажет хорошую услугу мне и вообще чеченцам. Мы получим возможность в цивилизованной форме выяснить наши отношения. Я это только приветствую.
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...