премьера опера
Вчера в московском театре "Геликон-опера" состоялась премьера последней оперы Николая Римского-Корсакова "Кащей Бессмертный". Постановку, посвященную "столетию оперного злодея", смотрела ЕЛЕНА Ъ-ЧЕРЕМНЫХ.
Новый спектакль режиссера Дмитрия Бертмана, художников Игоря Нежного, Татьяны Тулубьевой и дирижера Владимира Понькина — из того счастливого разряда постановок, которые призывают к беззаботному досугу мальчишек и девчонок, а также их родителей. Как семейное зрелище "Кащей" бесподобен. Глядя на злодея во всем зеленом, так и норовишь запеть: "Представьте себе, представьте себе, зелененький он был". Невольница-царевна — что Марья-краса, длинная коса: озорует, ехидничает, а в своей знаменитой колыбельной тремя способами пытается убить спящего Бессмертного. Но вот незадача: ее кинжальный удар, револьверный выстрел и удавка из толстенной накладной косы ни к чему не приводят: злодей во сне лишь почесывается да сладко причмокивает.
Нет, его смерть не на кончике ножа, не в пуле и не в перетянутой гортани, его смерть зачарована в слезе собственной дочери Кащеевны. А слеза прольется лишь в самом конце, когда Кащеевна, всю середину одноактной оперы небезуспешно отбивавшая у ненаглядной красы ейного жениха Ивана-королевича, вдруг поймет, что совсем она ему не нужна. В дополнение к понесенному наказанию (королевич-то воссоединяется с царевной) режиссер добавляет еще одно: оставляет Кащеевну в живых, тогда как у Римского-Корсакова после заключительного квартета она помирает. Это немилосердно разбивает клише детского восприятия: лучше б уж все злодеи стерлись с лица земли. Но подвигает к раздумьям родителей: каково-то Кащеевне в одиночку отца хоронить да горе мыкать остаток жизни!
В листовке, прилагаемой к программке "Кащея Бессмертного", режиссер Дмитрий Бертман сформулировал свою задачу таким образом: "Поставить детский спектакль без сюсюканья... Спектакль, на котором и детям и родителям есть о чем подумать". Но выдержать в чистом виде и то и другое постановке, кажется, не удалось.
Дело тут даже не в том, что современного ребенка не удивишь смешной бутафорией в виде компьютера, имитирующего волшебное зеркальце Кащея. Или космическим шлемом на путешествующем в звездных галактиках Тридевятого царства Иване-королевиче. А в том, что вся эта антология атрибутов якобы детского воображения — от Кащеева чертога в виде сказочного ларца a-ля Билибин до диодных звездочек на черных подушках обольстительницы Кащеевны а-ля Бэтмен — оборачивается пресловутым сюсюканьем взрослых постановщиков спектакля как бы с самими собой.
Стоит ли говорить, насколько в доступной нынешним детям кислотно-сказочной символике утренника теряется не менее доступная им серьезность сказочной оперы Римского-Корсакова. Серьезность, от которой так старательно отвлекают ритмично организованные гэги и массмедийные цитаты. К столетию оперного злодея авторы постановки позаботились и о кастинге певцов; особенно хороши были Анна Гречишкина (царевна), Лариса Костюк (Кащеевна) и Олесь Парицкий (Иван). И о смешных спецэффектах вроде постукивающих когтями ножек Кащеева ларца или серебристого бластера в руках Ивана-королевича. Однако под звуки грубого оркестра Владимира Понькина, бесцеремонно воспользовавшегося развлекательной концепцией спектакля, оригинальность всего задуманного обернулась тривиальным шоу, увы, не затронувшим волшебных иллюзий оперного идеализма столетней давности.