выставка живопись
Братья Ткачевы — живая легенда советского искусства, образцовые представители позднего соцреализма, герои множества всесоюзных и международных выставок, хрестоматий, альбомов, не так давно удостоившиеся персонального музея на родине — в Брянске. В Академии художеств отмечают пятидесятилетие их творческого союза. Рассказывает СЕРГЕЙ Ъ-ХОДНЕВ.
Старшему из братьев, Сергею Петровичу, исполнилось 80. Алексей Петрович помладше, но ненамного. Выглядят живые легенды довольно бодро, да и пишут по-прежнему — последнее полотно на выставке датировано 2001 годом. Никакой последовательности в расположении картин нет, и это очень хорошо. Хорошо, что рядом висят и 1947-й, и 1958-й, потом сразу какой-нибудь 2000-й и опять 1974-й. Потому что так намного интереснее. Не из-за того, что как-то разнится манера разных лет, придавая выставке эффектную пестроту (хотя между картинами 50-х и 90-х, безусловно, есть немалая разница). Просто при хронологической развеске получилась бы не персональная выставка братьев Ткачевых, а экспозиция на тему "История советской деревни и ее отображение в советском искусстве". Перемешаны полотна и в смысле авторства: ведь что-то братья писали по отдельности, а что-то вдвоем. Бросающихся в глаза отличий не видно, хотя у Алексея (особенно с 70-х) мазок поразмашистей и цвета чуть посмелее.
Сообразно юбилею, выставка вышла немалая: 12 залов, не считая парадной лестницы, так что нашлось место всему, что должно быть у мастеров возраста и толка Ткачевых. Есть просто сельская повседневность — типы, труды и дни. Есть портреты отца с матерью, выглядывающих, как положено, из рембрандтовского полумрака. Есть необходимый набор сюжетов про переломные моменты: картина "Свет" (про лампочку Ильича), картина "В колхоз" (понятное дело, про коллективизацию), огромный цикл про Великую Отечественную. Потом с переломными моментами наступает некоторый затяжной перерыв, заканчивающийся 1990-ми и 2000-ми. Тут, конечно, колорит печален, как печальны и сюжеты. Покосившиеся избы, подавленные старики. Всюду серое осеннее небо, жухлая трава, голые деревья с редкими трепещущими листочками. Но странное дело, во всем этом совершенно нет какой-либо патетики, это такая живописная констатация невеселых фактов. Точно так же и раньше, в 1950-1960-е, не было особой идеализации, бодрячества и приукрашивания. Разница поверхностных эмоций, вот и все: по месту в картине мира какое-нибудь полотно "Один. Крест" с овдовевшим дедом — почти то же самое, что и сочные, все в улыбках и солнечных бликах, этюды к картине "Прачки" (1950-е годы). Так сейчас просто никто не умеет: чтобы труды сельских портомой (ладно бы сеятели или там трактористы) казались оптимистичнейшим и живописнейшим из человеческих занятий.
Под конец поражаешься, как же мало задумывались братья-художники о том, что они пишут. Когда-то им, положим, было хорошо известно, что от них требуется, и они старались подобротнее требуемое изобразить. А потом руководящие указания иссякли, и они вернулись к тому, что им давалось, видно, легче всего: что видели, то и рисовали, поражая зрителей тем, какой все-таки гибкостью обладает любой народный художник-соцреалист.