29 ноября Большой театр празднует новоселье собственного филиала. Столь важное событие будет сопровождаться премьерой оперы Римского-Корсакова "Снегурочка".
Языческая Русь и девичьи слезы, пригожий Лель и страдалец-Мизгирь, дурашливый Бобыль и мудрый Берендей, а также птицы и лешие, Мороз и Весна,— то есть все герои и все события весенней оперы-сказки Римского-Корсакова на Театральной площади начинают новую жизнь.Новую в буквальном смысле. Под ним подразумеваются не только нарядные стены только что отстроенного здания. И не только фантастически навороченные механизмы запускаемой сцены. Но и дебютирующий в качестве оперного дирижера питерский маэстро Николай Алексеев. И дебютирующий именно в Большом театре молодой режиссер Дмитрий Белов. И впервые пришедшие в оперу art-компьютерщики студии "Сине Фантом" Андрей Сильвестров и Павел Лабазов.
Когда в одном проекте собираются сразу столько мужчин, главное, что надо делать — это chercher la femme. Таковой, между прочим, тут является вовсе не Снегурочка, а художник Алена Пикалова, под чьим руководством и разыгрывалась сложнейшая компьютерно-видео-музейно-эскизная партитура этой постановки.
Дело в том, что именно Алене Пикаловой пришлось комбинировать художественно-оформительскую идею спектакля, задуманного для реализации известных (и неизвестных) эскизов Николая Рериха к опере "Снегурочка". Введенные в сложносочиненный контекст супертехнологичного зрелища, эскизы растворились, стали его фрагментами, цитируемыми в чужом авторском тексте многоточиями. Самое странное, что сама Алена Пикалова формулирует свою работу, примерно как если б ей пришлось собирать оперу Римского-Корсакова из вдребезги разбитого Вагнера. Ей Богу, в этом что-то есть.
И все же то, что мы увидим, скорее всего, превзойдет самые смелые ожидания. Поскольку сейчас,— держитесь! — я выдаю самое святое для постановщиков слово. Речь, между прочим, вовсе не о видеоэкране, и даже не о цифровой технологии high definition, позаимствованной Сильвестровым и Лабазовым в "Звездных войнах". Слово это — мозаика. Подсказкой к нему — "серебряный век". Все вместе означает, что вместо лаптей и сарафанов, пастушьих дудочек и хороводов a la russe, нас ждет нечто серебристо-мечтательное, разбиваемое на фрагменты и тут же заново складываемое в новые силуэты, зыбко произрастающее и сиюминутно погибающее, на глазах формирующееся и тут же растаивающее, вроде той самой Снегурочки, о которой Римский-Корсаков написал поэтичнейшую из опер.