«Каждая фотосъемка — это роман»

Сегодня в Центре фотографии имени братьев Люмьер открывается выставка «За кулисами» канадского фотографа Дугласа Киркланда, снимающего голливудских знаменитостей и звезд поп-культуры последние полвека. Киркланд побывал на съемках более чем 150 фильмов и фотографировал таких звезд, как Мик Джаггер, Бьорк, Арнольд Шварценеггер, Катрин Денев и Элизабет Тейлор. В интервью «Коммерсантъ Стиль» Киркланд и его жена, партнер и в жизни, и в работе Франсуаз рассказали о съемках «Титаника», знакомстве с Коко Шанель и фотосъемке Мэрилин Монро, которая сделала Киркланда знаменитым.

— Мистер Киркланд, вы побывали на съемках 150 с лишним художественных картин. Что вас привлекает в кинопроцессе и какие из фильмов запомнились вам более других?

ДУГЛАС КИРКЛАНД: Когда я приступаю к работе над очередным фильмом, прежде всего мне необходимо понять его суть и суметь выразить ее. Некоторые ленты, как «Титаник», снимаются месяцами, и тебе иногда удается увидеть, как создается целая картина. В то время мы дружили с Джеймсом Кэмероном, до съемок фильма я работал с ним в Европе. Мы тогда очень хорошо общались, все-таки нас кое-что связывало: два канадца, выросших в небольших городках в 20 милях друг от друга, правда, он был на 20 лет младше меня.

При этом, в отличие от работы в студии, тебе необходимо оставаться незаметным. Это совершенно другой подход. Тебе всегда нужно следить за собой и не мешать операторам и звукозаписи. С другой стороны, тебе надо почувствовать индивидуальность картины и актеров, чтобы в фотографиях ощущались эмоции. Обычно я сначала читаю сценарий и пытаюсь понять, что может заинтересовать людей в этом фильме и почему мне самому стоит это снимать.

— Работая на «Титанике», вы могли представить, что фильм ждет такой оглушительный успех и популярность во всем мире?

Д. К.: Даже съемочная группа «Титаника» не догадывалась о том, каким успешным станет фильм. Они работали одновременно на нескольких площадках в Лос-Анджелесе и в Мексике, именно там находился гигантский макет корабля, и иногда в кадре были задействованы 200–300 человек. И конечно, это невероятное чувство, когда ты контролируешь такой процесс. Тебе нельзя мешаться под ногами, но при этом нужно поймать интересный кадр. Нельзя забывать и про звезд: им надо уделить внимание, найти с ними общий язык и расположить к себе.

— На выставке в Москве покажут ваши фотографии Коко Шанель. Вы были очень молоды, когда вам выпало снимать Шанель. Как вам удалось завоевать ее доверие и какой она вам показалась тогда?

Д. К.: В то время я совсем не говорил по-французски, а Коко говорила исключительно на нем. Она была настоящей французской дамой и делала это, конечно, намеренно: Шанель прекрасно знала английский. Она вообще не разговаривала со мной, но при этом мне приходилось как-то работать в ее ателье и фотографировать. Это был достаточно долгий процесс: снимали только на пленку, никаких цифровых камер. Проявив фотографии, я решил показать их Шанель, и она согласилась. И тогда со мной и мадемуазель, так ее тогда называли, случилась интересная история. Я столкнулся с ней в коридоре, она посмотрела на меня, и я выдавил из себя что-то типа «Bonjour вам», но это подействовало! Мы сдружились, она говорила со мной на идеальном английском, и мы очень продуктивно поработали. Я думаю, у меня получилось сделать несколько канонических фотографий мадемуазель. Мне очень повезло. Эта работа стала для меня пропуском в Париж, где я через несколько лет встретил Франсуаз.

— Вы часто говорите, что самой страшной и сложной съемкой в вашей карьере стала съемка Мэрилин Монро для журнала Look magazine. Почему так?

Д. К.: Это была действительно одна из самых сложных моих фотосессий, потому что я был очень молод и только приехал в Калифорнию. Мне дали задание сфотографировать Мэрилин. Я пошел с двумя друзьями-журналистами в ее небольшую квартиру в Лос-Анджелесе. Она жила совсем не как суперзвезда. Ее не фотографировали уже месяцев шесть-восемь: она плохо себя чувствовала, и это была первая фотосессия после долгой паузы. Я заговорил с ней, и, думаю, она поняла, что я очень нервничал,— мне было всего двадцать с небольшим. Но она взяла все в свои руки и сказала: «Я знаю, что нам нужно, нам нужна кровать, белые шелковые простыни, шампанское “Дом Периньон”, а я сделаю все остальное». Это было очень волнительно для меня.

Через три дня я пришел подготовленным, мы с журналистом Джеком Хэмилтоном должны были встретиться с Мэрилин в восемь вечера. Через полтора часа ожидания мы начали гадать, придет ли она вообще и что сказать нашему редактору в Нью-Йорке, потому что меня прислали в Лос-Анджелес за пять тысяч миль только ради съемки Мэрилин. В десять вечера дверь в студию открылась, и вошла она. Честно говоря, эта съемка была очень сексуальной, а я был всего лишь парнем из маленького канадского городка. В какой-то момент она сказала: «Я должна остаться наедине с этим мальчиком, обычно так работается лучше». Так что я был с ней совсем один. Я даже не знал, как себя вести: она дразнила меня и соблазняла, но я просто продолжал фотографировать. Я был к этому не готов, но она была на пределе, поэтому фото и вышли такими удачными. В этом вся суть тех фотографий.

— Фотосессия действительно получилась очень чувственной и сексуальной. Мэрилин — идеальная модель. Могли бы вы сейчас на ее месте представить какую-то другую актрису? Кто из современных артисток мог бы быть такой же чувственной, как Монро?

Д. К.: Все люди очень разные. Если бы я, например, фотографировал вас, мне нужно было бы сначала познакомиться с вами, понять, что вы за человек. Каждая фотосессия уникальна, и можно сказать, что каждая съемка — это любовный роман. Чтобы сделать хорошие фотографии, нужно немного влюбиться друг в друга.

— Вы долго работали в Голливуде. Какую эпоху, на ваш взгляд, можно было бы назвать его золотым веком?

Д. К.: Голливуд сильно изменился с годами, но золотым веком я бы назвал 1960–1970-е. Тогда все было очень просто, я работал на стольких фильмах, в стольких местах.

ФРАНСУАЗ: Это был золотой век как раз потому, что тогда все было гораздо проще, не было тотального контроля над тем, что происходит на съемочной площадке. Более того, журналы имели очень большой вес, многие компании хотели видеть журналистов на своих съемочных площадках. Сейчас же речь идет больше о бизнесе, чем об искусстве. Дуглас работает теперь только на тех фильмах, где люди действительно хотят его видеть, как, например, это было с Базом Лурманом. Также сейчас у тебя гораздо меньше времени на работу. Это не означает, что она перестала быть интересной, просто весь процесс сильно усложнился по сравнению с 1970-ми.

Д. К.: Мне нужно время, чтобы познакомиться с человеком. Если я работаю со звездой, мне необходимо найти с ней точки соприкосновения, только тогда фотографии получатся.

— Когда вы только начинали в 1960-е, вам очень повезло получить такую привилегию, как возможность ходить на съемки картин всех известных режиссеров. В наше время, когда фотографировать стало куда проще, когда это может делать кто угодно, как молодые фотографы могут выделиться в новом мире изображений?

Д. К.: Очень хороший вопрос. Конечно, все могут фотографировать, но здесь еще важно получить возможность проявить себя. Для этого нужно быть честным и прямолинейным.

Ф.: Конечно, каждый может фотографировать. Но с помощью смартфона можно сделать хорошие фотографии, а можно и плохие. Я думаю, как и в любом искусстве, хорошие работы все равно проявятся, будут видны и хорошие картины, и музыка, и статьи, даже если тысячи людей делают это. Вы правы, у нас слишком много информации и меньше времени в новом мире. Когда мы были молоды, мы работали над чем-то, а потом отдыхали, но сейчас времени на отдых не остается, потому что вам надо быть все время в социальных сетях, убедиться в том, что все заметили вашу работу, и это выматывает. Я думаю, самый правильный ответ — тут нужен прежде всего талант, а потом уже упорная работа. Надо работать и не терять веры в себя.

Анастасия Морецкая