Сегодня мы публикуем лицевые счета родственников погибших заложников с Дубровки. Наши постоянные читатели то и дело звонят в фонд с просьбой создать и напечатать этот список. Их чувства понятны, ими движет сострадание, желание хотя бы вот так выразить свое участие семьям погибших. Они знают о существовании общего счета, открытого в Москве, но сомневаются в его эффективности. Они хотят помочь жертвам теракта напрямую, без посредников.
И это желание законно. А как еще у нас обычный человек, с нормальный психикой и не бедствующий, может напрямую выразить свои соболезнования и сочувствие незнакомым согражданам, попавшим под каток национальной трагедии? Уличные растяжки вывешивать? Покупать время на ТВ и газетную площадь? Я без устали напоминаю, что не против пиара в Ъ для тех, кто пожелал бы. Но большинство участников наших акций ничего, кроме имени, нам принципиально не сообщают.И вот ваша просьба выполнена, счета открыты. Мы очень надеемся, что этот список привлечет внимание не только наших давних знакомых, но и всех вас, дорогие друзья. Разумеется, никто из людей, поименованных в списке, не просил у нас помощи. Но как же они все сейчас нуждаются в вашем участии! Погибли молодые. Одни из них только начинали деловую жизнь и верили, что заработают достойное будущее себе и своим близким. Многие из погибших уже были кормильцами. Утраты невосполнимы. Ваши вклады, какими бы они ни были, помогут этим семьям пережить хотя бы первое, самое тяжелое время.
Мы не делили этот список на семьи артистов и зрителей, москвичей и жителей остальной России. По-моему, для всех навсегда они останутся в памяти как нордостовцы. К великому сожалению, наш список не полон. Однако это все, что мы успели. В списке недостает 67 семей погибших москвичей. Простите нас за это. За шесть лет существования фонда такой прокол впервые. Он требует объяснений. Вот они.
Практически невозможно без содействия органов власти организовать газетную акцию прямой и адресной помощи читателей жертвам катастроф. Однако для госчиновника, в руках которого сосредоточена необходимая информация, это всегда досадная обуза, и он сопротивляется. Обычно мы выходили на руководство, руководство входило в положение, и все в конце концов образовывалось. Так было в Новокузнецке, в Самаре, в Волгодонске и в Москве после взрывов на Каширке и в Печатниках. После трагедии подлодки "Курск" мы составили свой список вдов и матерей, потому что другого, официального, вообще не существовало, а времени на ожидание не было, и наш перечень оказался первым в стране (по нему, кстати, потом выдавались и госкомпенсации).
Я уже рассказывал в Ъ о сопротивлении, которое мы на этот раз встретили в комитете социальной защиты Москвы. Напомню главное. Заместитель председателя комитета Валентина Фадина, руководитель штаба по оказанию помощи жертвам "Норд-Оста", отказалась передать нам список родственников погибших "после консультаций сами знаете с какими чиновниками". "Обратитесь письменно,— советовала Валентина Михайловна,— к первому заместителю мэра в правительстве Москвы госпоже Швецовой". 4 ноября я обратился. А дальше начался чиновничий футбол. Нас отправляли из одной приемной в другую. В аппарате Людмилы Швецовой письмо побывало, сказала мне помощник Людмилы Ивановны Ольга Преснякова и отослала за резолюцией шефа в отдел соцзащиты. Там письма тоже не нашли и направили в канцелярию комитета соцзащиты Москвы. Письма не оказалось и там. Тогда госпожа Преснякова рекомендовала звонить председателю комитета Игорю Сырникову, он, дескать, в курсе. Секретарь соединять с господином Сырниковым отказалась и послала к... Валентине Фадиной. И все это без комментариев.
Получился замкнутый круг. И вот вопрос: чего они все боятся? Прежде хотя бы говорили об "этике и нравственности публикации списков". То есть надо прежде спросить у людей, не возражают ли. Но как спросить, если вся информация у комитета, а он ни делиться ею, ни спрашивать не собирается?!
Так чего они испугались? Чеченских бандитов? Но те уже знают, что просчитались, что этот теракт — стратегическая ошибка, которая превратила в их противников десятки и сотни тысяч людей по России, прежде не воспринимавших эту войну как свою. Собственных граждан? Все эти дни меня не оставляет ощущение, будто нас заталкивают в дурную политику. Ну чем "Норд-Ост" отличается от прежних акций, когда списки жертв нам все-таки выдавали? До сих пор одни люди гибли от разгильдяйства других, третьи — от стихии, четвертые — от рук террористов. А теперь разве другой случай? Тогда откуда это желание замолчать, замять? Я не знаю ответа. Но это же очевидно: защищаются-то не от террористов, а от собственного населения. Один сотрудник мэрии, правда, признался: когда в Кремле не очень-то довольны действиями Москвы в октябрьские дни, "подставляться не хочется". Но эта тактика замалчивания только плодит новые вопросы.
Говорят, кое-кто из родственников погибших отказался даже от госкомпенсации. Почему? Нет комментариев. Не потому ли, что эти люди посчитали, пусть сгоряча, будто государство хочет таким образом откупиться? Сначала, мол, убило, а теперь откупается? Или эти люди оскорблены размером компенсации? Простим им, они в горе, но, может, они помнят, во сколько власть оценила смерть безвинно погибших подводников "Курска"? Военных, кстати, то есть присягнувших умереть, если надо, за отечество. А тут гибнет никаким боком не причастная к войне родная душа — и ее оценивают всемеро дешевле...
Трудно понять чиновника, который так бестолково, прячась и виляя, загоняет в угол защищаемую им же власть. Мы такие, какие есть, с нашими ошибками, нашими мечтами и нашим горем. "Норд-Ост" — это наши жертвы, наша плата за мир в своем доме.
Чтобы понять это, не надо быть чиновником или политиком.