Согласованный кандидат

Леонид Максименков представляет документы, которые подтверждают вмешательство Кремля в американские президентские выборы

Кремлевское вмешательство в американские президентские выборы бесспорно. У "Огонька" появился шанс доказать это документально

Леонид Максименков, историк

Только что стала доступной очередная коллекция документов из личного архива Сталина. Одиннадцатая опись фонда 558, хранящегося в Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ), дополнилась делом N 387. Оно называется "Записки Сталина И.В. и другие материалы о советско-американских отношениях". Наиболее значительный интерес в "других материалах" представляет собой подборка документов о... советском вмешательстве в президентские выборы в США в 1948 году.

Тогда помимо традиционных кандидатов от Демократической и Республиканской партии свою кандидатуру на выборах выставил и представитель Прогрессивной партии — Генри Уоллес (в 1940-1944 годах он был вице-президентом США и считался правой рукой Рузвельта). Ветеран советской дипломатии Олег Трояновский отмечал в своих мемуарах "Через годы и расстояния. История одной семьи", что кандидатура Уоллеса "породила у советского руководства надежды, а точнее, иллюзии, будто Уоллес сможет стать президентом и изменить направление внешней политики США в благоприятную для Советского Союза сторону".

Документы рисуют однозначную картину того, как эту "надежду" в Кремле лелеяли: Уоллес находился в тесных и постоянных контактах с советскими дипломатами, координировал свою президентскую кампанию с Москвой, сверял позиции.

Позиция под диктовку

Совещания проходили в Нью-Йорке. Главный собеседник Уоллеса — заместитель министра иностранных дел и постоянный представитель СССР при ООН Андрей Громыко.

Громыко постоянно отчитывается о своих встречах перед Инстанцией. Например, 21 апреля 1948 года, со слов американского политика, он докладывает Сталину, Молотову и членам политбюро о шансах кандидатов от Республиканской партии: "Уоллес считает, что наиболее вероятными кандидатами от республиканцев являются Мартин, руководитель республиканского большинства в палате представителей, или сенатор Ванденберг, если здоровье последнего позволит ему выставить свою кандидатуру. Мартина Уоллес характеризует как беспринципного политического деятеля, оппортуниста, человека, во многом напоминающего Трумэна".

Со своей стороны Громыко делится с Уоллесом кремлевским видением расклада будущих выборов. Говорит о кандидатах — о демократах и о самом тандеме Уоллеса и сенатора Тейлора. При этом строго следует указаниям из шифровки за N 519 Молотова (читай, самого Сталина):

"Я информировал Уоллеса о мнении руководящих советских кругов о кандидатурах Трумэна, Стассена и Эйзенхауэра, а также сообщил о мнении относительно кандидатур Уоллеса и Тэйлора, в соответствии с вашим N 519. Он проявил заметный интерес к этому сообщению. Касаясь Трумэна, он сказал, что Трумэн, возможно, и будет выдвинут кандидатом на съезде демократической партии, но что он скорее всего не будет избран".

Что же получалось согласно такому пасьянсу? У республиканцев — "оппортунист" Мартин и слабый здоровьем Ванденберг (к слову, в действительности Уоллес прогадает и с Мартином, и с Ванденбером — республиканцы выдвинут кандидатом в президенты губернатора штата Нью-Йорк Томаса Дьюи). У демократов — Трумэн, который "скорее всего" проиграет. Получалось, что в качестве победителя Уоллес искренне видел самого себя. И пытался убедить в этом Кремль, который охотно шел с ним на контакт.

Андрей Громыко сообщает далее о планах поездки Уоллеса в Москву:

"Касаясь нашего предыдущего разговора, Уоллес заявил, что он не успел подготовить в окончательном виде список вопросов, которые он хотел бы обсудить в предварительном порядке на случай его поездки в Москву, а также будучи в Москве. Он стал доставать из карманов записки, извинялся, что должен в них еще разобраться".

"Разобраться" Уоллесу на месте помогает Громыко, а из Москвы — главный друг американских трудящихся — товарищ Сталин и его верный соратник — товарищ Молотов. 13 апреля Молотов передает в Нью-Йорк перечень вопросов, подлежащих обсуждению с Уоллесом. Вернее, два списка. Один — до выборов и второй — после. Очевидно, в победе Уоллеса в Кремле не сомневались. 14 апреля все тот же Молотов дает из Москвы зеленый свет к немедленному продолжению переговоров и посылает "указания" к беседе с Уоллесом по "первоочередным" вопросам.

Затем в Кремле придумывают интересный ход: пусть Уоллес обратится с открытым письмом к Сталину, а вождь, взяв для приличия паузу на несколько дней, ответит. Хотя и сам текст обращения, и примерный ответ будут согласованы, отшлифованы и готовы заранее.

Уоллес польщен. Он просит советскую сторону огласить вопросы, которые они хотели бы обсудить с ним, и, по сути, приглашает Сталина самому сообщить круг тем, по которым они могли бы пообщаться.

27 апреля Уоллес посылает свои вопросы на согласование Сталину. Вождь читает с карандашом в руках.

Уоллес: "Необходимость выступления с заявлением о том, что прекращение холодной войны между США и СССР не означало бы принесения Соединенными Штатами в жертву каких-либо американских принципов или общественных интересов США".

Сталин в корне возражает против этого тезиса: "Никакой холодной войны мы не ведем. Ее ведет США".

Далее Уоллес подчеркивает "важность такого заявления, сделанного либо товарищем Сталиным, либо им, Уоллесом, с одобрения тов. Сталина".

Сталин замечает: "Лучше Уоллесом".

Следующим пунктом Уоллес видит "возможность включения Англии". Сталин недоумевает: "Куда?". Уоллес разъясняет: "в связи с обсуждением вопроса о советско-американской торговле".

Громыко комментирует в своей шифровке: "Уоллес, однако, тут же оговорился, что, возможно, этого и не следует делать. У него нет на этот счет определенного мнения".

Сталин непреклонен: "Не то. При чем Англия?"

"Определенного" мнения у бывшего вице-президента США не было и по многим другим вопросам. Его помогали формировать по каналам спецсвязи из Москвы. Обмен шифротелеграммами шел интенсивный, по формуле "вопрос-ответ".

Генри Уоллес Москву устраивал. Но американским президентом так и не стал

Фото: Alamy / DIOMEDIA

Уоллес, например, предлагает сюжетную линию: "Важность выступления с заявлением о том, что в отношениях между СССР и США нет таких "различий", которые нельзя было бы решить мирным путем. Это было бы важно с точки зрения влияния на общественное мнение США".

Сталин снисходит: "Это делали мы несколько раз. Можно еще раз".

Что касается ООН, то Уоллес думает, что "возможно, следует обсудить вопрос о "вето". Но он не уверен, что в этом есть необходимость".

Сталин считает, что такой необходимости нет. Он в этом уверен и однозначно закрывает дискуссию по теме "ООН": "Мы против".

Занятно следить за тональностью этого заочного диалога. На просьбу убедить общественное мнение США, Сталин отвечает: "Чепуха". Если кое с чем и соглашается, то предельно лаконично: "Можно", "Да".

Перейдя к международным делам, в разделе "Мир на Дальнем Востоке" Уоллес декларирует: "Ни США, ни СССР не должны посылать оружие Китаю. Как США, так и СССР должны как можно скорее вывести войска из Китая и из Кореи. Как можно скорее должно быть создано единое правительство для всей Кореи. Как США, так и СССР должны настаивать на принципе открытых дверей в Китай и воздержаться от вмешательства во внутренние дела Китая". Предсказуемо, что Сталин против: "Это дело Китая и Кореи".

Наивный Уоллес что-то говорит о правах человека: "Политическая демократия требует свободы слова и собраний без страха и насилия. Как США, так и СССР должны показать, что они хотят и могут эффективно планировать для обеих этих демократий". Сталин занимает принципиальную позицию, которая ни на вершок не сдана врагу и сегодня: "Это дело каждой страны".

Громыко в соответствии с указаниями из Москвы отрабатывает "нюансы" позиции и докладывает Инстанции об этом. Например, просит Уоллеса разъяснить, "что он имел в виду, когда говорил во время предыдущей беседы о "границах политического влияния СССР"". Я (продолжает Громыко) при этом указал, что понимают под этим вопросом правящие круги США, которые делают СССР ответственным за неудачи своей политики в тех или иных странах и за развитие демократического движения чуть ли не в любой части света".

Рассекреченные документы рисуют однозначную картину того, как эту "надежду" в Кремле лелеяли: кандидат находился в тесных и постоянных контактах с нашими и восточноевропейскими дипломатами, координировал свою президентскую кампанию с Москвой, сверял позиции

Отметим этот характерный прием советской внешней политики: задать риторический вопрос и тут же самим дать ответ за противоположную сторону (впрочем, такой ход часто используется и сегодня). Громыко информирует:

"Уоллес ничего определенного в ответ не заявил. Он сказал, что хотя он и не верит всему тому, что говорят и пишут об СССР, но что поскольку об этом говорят и пишут, то, возможно, следовало бы что-то сказать. Что следует сказать — он сам не знает. Он при этом заявил, что по его мнению, СССР даже невыгодно вмешиваться во внутренние дела западноевропейских стран, так как это больше принесло бы для него вреда, чем пользы..."

Отчет о тайной беседе бывшего вице-президента и нынешнего кандидата в президенты США с замминистра иностранных дел СССР Громыко завершает ремаркой:

"Закончив свое сообщение (содержание которого изложено выше), Уоллес заявил, что он приведет свои записи в более стройный порядок и перешлет их мне через представителя Чехословакии при ООН Ходека, через которого он возобновил со мной контакт в связи с его планами поездки в Москву".

Сенсации, впрочем, особой нет: советская дипломатия и разведка всегда активно использовали русофильские симпатии чехословацких дипломатов, военных и государственных деятелей. На этот раз в роли помощника был ветеран дипслужбы Ян Ходек.

Здесь Сталин ставит окончательную резолюцию: поездка Уоллеса в Москву "может повредить", однако выступление ("по согласованию с И.В. Сталиным") — полезно, то есть может помочь (см. иллюстрацию). В остатке: Уоллесу разрешено обратиться с открытым письмом к Сталину. И он гарантированно получит ответ.

27 апреля Громыко запрашивает санкцию Центра на новую встречу, которую запросил Уоллес: "Передал через Ходека, что хотел бы встретиться со мной 8 мая по возвращении из штатов Среднего Запада. Встречусь с ним 8 мая".

Санкция дана. В Вашингтон отправляются новые инструкции, согласованные с товарищами по Политбюро.

Чехарда по переписке

Само письмо Уоллеса, опубликованное потом в "Правде", и ответ на него Сталина не сильно интересны. Прямо скажем, читать их сегодня и скучно, и грустно. Дешевая демагогия в духе передовых статей и призывов ЦК ВКП(б) к Дню международной солидарности трудящихся. Но уникальны форма и тайная история этого диалога. Беспрецедентен и уровень участия советского лидера и высшего руководства страны в президентской кампании в США — подобного сюжета в истории двусторонних отношений еще не бывало.

Сталин в своем "ответе" Уоллесу 17 мая высоко оценил переписку, которой он сам был и идейным вдохновителем, и редактором, и цензором одновременно: "Я думаю, что в ряду политических документов последнего времени, имеющих своей целью упрочение мира, налаживание международного сотрудничества и обеспечение демократии, открытое письмо г. Уоллеса, кандидата в президенты США от третьей партии, является наиболее важным документом".

Неудивительно, что после этого и американское правительство включилось в затеянную Москвой дискуссию — появляется ответ Госдепартамента США на ответ Сталина Уоллесу. Потом следует заявление ТАСС уже по поводу заявления Госдепартамента ("ТАСС имеет возможность сообщить мнение руководящих кругов СССР"). В итоге интрига с крупномасштабным вмешательством иностранного государства в выборы американского президента превращается в фарс — даже мудрые "руководящие круги СССР" начинают путаться в бесконечной цепочке обращений и ответов на них, заявлений и контрзаявлений, а шифровки политбюро в Нью-Йорк все больше напоминают абракадабру. Судите сами: "N 754 (исх. N 10408) от 20/V, тов. Молотов дал указание сформулировать проект советского заявления, необходимого в связи с подготовкой текста нового сообщения ТАСС, которое должно служить ответом на заявление Госдепартамента, опубликованного в виде дополнения из 11 пунктов к заявлению Госдепартамента от 18 мая относительно ответа т. Сталина Уоллесу"...

На этом фоне звезда "перспективного кандидата" стремительно закатывается. На финише гонки от 20 процентов поддержки по опросам в начале года он получает на выборах мизерные 2,36 процента и ни одного голоса в коллегии выборщиков. Для бывшего "главного прораба" Рузвельта по "Новому курсу" это были позорные результаты. А победу на выборах одержит президент Трумэн — с платформой сдерживания коммунизма.

Последний штрих

Рассекреченная папка сталинского архива, пометки вождя на шифровках Громыко

Фото: РГАСПИ

Через пару месяцев после сокрушительного провала Уоллес еще раз обращается к Сталину с очередной романтической идеей насчет мира во всем мире и мирного сосуществования двух систем с различным социальным строем. Молотов по инерции поддерживает предложение Уоллеса (все-таки он "кремлевский проект") и советует разрешить послу СССР и главному резиденту советской разведки в США Александру Панюшкину начать новый раунд переговоров с бывшим вице-президентом и кандидатом-неудачником. Но Сталин неудачников презирал. Он резко одергивает Молотова:

"Т. Молотову.

Я не согласен. Как видно из выступления исполкома партии Уоллеса, Уоллес думает использовать свое посредничество только для своей партии, мало заботясь о результатах посредничества для СССР. Нам не нужно открывать все свои карты Уоллесу. Пусть сам Уоллес вертится и маневрирует, как хочет. И. Сталин".

Этот наглядный урок реальной политики включен в кладезь сталинской мудрости — альбом его резолюций — под порядковым номером 4 за 1949 год. Через пару месяцев после этой директивы прервется дипломатическая глава в политической биографии Молотова: его сместят с поста министра иностранных дел, а жену, Полину Жемчужину,— арестуют. Новым главным дипломатом Страны Советов сделают Андрея Вышинского, печально прославленного государственного обвинителя на московских показательных процессах. А личное дело Уоллеса будет списано в архив.

Кремлевские шифровки времен американской президентской кампании 1948 года рассекретят только спустя 70 лет после событий. Видимо, таков срок давности для документов подобного рода...

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...