музыка классика
В Малом зале Петербургской филармонии состоялся концерт Лианы Исакадзе. Знаменитая грузинская скрипачка последние несколько лет часто выступает в дуэте с петербургским пианистом Владимиром Мищуком. У корреспондента Ъ КИРЫ Ъ-ВЕРНИКОВОЙ создалось впечатление, что это неравный брак.
Хорошая традиция, когда пианист-солист скромно и благородно берет на себя роль концертмейстера, аккомпанируя скрипачу, виолончелисту или певцу, с некоторых пор стала угасать. У Давида Ойстраха, учителя Лианы Исакадзе, был периодически возобновлявшийся дуэт со Святославом Рихтером. Но уже в следующем поколении российских звезд такие блистательные пары припомнить трудно. Чем дальше, тем больше музыкантам, озабоченным созиданием успешной биографии, становится не до глупостей: в резюме главное место отводится перечню оркестров и дирижеров, с которыми довелось выступать в качестве солиста, и престижных залов, куда виртуоза пригласили дать сольный концерт. Владимира Мищука, основное занятие которого вот уже много лет — это фортепианные концерты Чайковского и Рахманинова, роль партнера Лианы Исакадзе ставит в самое выигрышное положение. Она свидетельствует, во-первых, об уверенности в собственной репутации и, во-вторых, об известной широте взглядов и стилевых навыков, догадаться о которых характер его сольной карьеры не позволяет. Тому пример — изысканная программа вечера, состоящая из сонат Прокофьева и Франка и концертного дуэта Листа.
Все было бы замечательно, если бы Владимир Мищук относился к своим обязанностям проще. На протяжении концерта не покидало впечатление, будто его главная задача — не дать забыть публике, что за роялем сидит не просто кто-нибудь, не аккомпаниатор какой-нибудь, а тоже солист. В знак паритета скрипки и фортепиано крышка рояля, обычно прикрытая на камерных концертах, была гордо распахнута. Конечно, в позднеромантических сочинениях и в музыке ХХ века рояль всегда трактуется как партия не столько сопровождающая солиста, сколько находящаяся с ним в диалоге (тем более что двое из выбранных для этого концерта композиторов были великими пианистами, третий также отдавал фортепиано предпочтение перед струнными). Но есть же такая объективная вещь, как громкость: раскрытый рояль не может не перекричать даже самую экспансивную скрипку. Владимир Мищук играл размашисто, лихо и монотонно, чем страшно обеднил драматургию концерта. О тембровой светотени, о переменчивости отношений рельефа и фона, игры ведомого и ведущего голосов в дуэте, обо всем том, что составляет суть камерного музицирования и искусства ансамбля, пришлось забыть.
Но даже сквозь скучный фортепианный шум было слышно, как ярко играет неувядающая Лиана Исакадзе. Простые и сильные краски, броские мужские штрихи, доходящие до язвительного гротеска, в сонате Прокофьева сменились плавностью линий и трепетным мерцанием тембра в музыке Сезара Франка. В игре Лианы Исакадзе было ощущение исполнительской свободы, доступной лишь большим артистам. Регулярную ритмику она неуловимо ретушировала вольными причудами дыхания — ловушками для утраченного времени. В нарядном, болтливом и пустом листовском дуэте голос ее скрипки казался немного усталым, интонация — шаткой. Так, отдав Франку все силы, Лиана Исакадзе с присущей ее артистическому темпераменту откровенностью утвердила право шедевра звучать лучше, чем посредственное сочинение.