Американская художница Сьюзан Сворц, чей "Личный путь" недавно открылся в Мраморном дворце Русского музея, всегда пишет под музыку и буквально растворяется в процессе. По словам Сьюзан, ее вдохновляет красота, созданная богом, и она вполне отдает себе отчет в том, насколько ей повезло с этим даром — умением творить.
Фото: Евгений Павленко, Коммерсантъ
— Я росла в творческой семье, мои родители — художник и музыкант. Еще в старшей школе у меня был дополнительный предмет — живопись, и уже тогда преподаватель сказал, что у меня есть талант и я должна строить свою карьеру в изобразительном искусстве.
— То есть это не страсть, а именно сознательное выстраивание карьеры?
— Изначально да, это было выстраивание карьеры. Я очень долго преподавала в средней и высшей школе, вела художественный курс: это были и живопись, и рисунок, и работа с керамикой.
— Далеко не все школьные преподаватели вырастают в мировых звезд. Это случайность или упорный труд?
— Это очень, очень усердная работа. То, что начиналось как карьера, превратилось в страсть: карьера, потом любимое хобби, а после — страсть всей жизни.
— Если бы не художницей, кем вы могли бы стать?
— Может быть, дизайнером интерьеров или одежды. Может быть, стала бы графиком: я начинала с реализма и только после перенесенных болезней перешла к абстракционизму.
— Корректно спросить, что это было?
— Отчасти это болезни, связанные с окружающей средой, точнее — с удручающей экологической ситуацией. Сначала у меня было отравление ртутью из-за того, что я ела большое количество рыбы. А потом в меня впился клещ, и я заболела болезнью Лайма, или боррелиозом. По сути, можно сказать, что причина всех моих болячек — природа. Многие меня спрашивают, почему же я тогда в своих полотнах не отображаю те экологические катастрофы, которые сейчас происходят,— например, загрязнение океанов. Я все-таки предпочитаю писать прекрасное, то, что было создано богом, а создана была красота. Именно ее я хочу передавать, а не ужасы вокруг.
— Можно сказать, это был укус природы...
— Все, что произошло, заставило меня выйти из зоны комфорта. Как вы знаете, любая борьба закаляет и изменяет человека. Для меня это был очень медленный процесс. Я, как правило, рисовала тонкими кистями, с множеством деталей и подробностей, писала птиц, по ворсинке выводила перья, по лепестку цветы. Но постепенно перешла к широким кистям и работе с мастихином.
— Ваши поздние работы скорее монохромны, а ранние — наполнены цветом: это яркие, неоновые, едва не кислотные тона. Отчего так?
— Многие из этих очень ярких работ я создала, когда постепенно поправлялась. У меня должна была открыться первая музейная выставка. К сожалению, на тот момент я еще не знала, смогу ли окончить некоторые картины. Я очень много времени проводила в студии. Помню, как наконец-то все было развешено. Я села посередине зала, на пол. Сидела, смотрела на полотна и понимала, что меня окружает цвет. Я не знала (и до сих пор не знаю), писала ли я такие яркие картины для того, чтобы почувствовать себя лучше, чтобы поправиться, или оно само так вышло. Сейчас у меня тоже периодически появляются яркие работы. Но на данный момент я провожу много времени среди снегов, на воде, в окружении туманов, поэтому сейчас так много оттенков серого и белого.
— Когда случилась эта первая музейная выставка?
— Ровно десять лет назад. И, что особенно ценно, тогда губернатором Юты был Джон Хантсман, он открывал мою первую выставку. Когда он приехал открывать выставку в Русском музее, но уже в качестве посла США в России, это стало для меня особенной честью.
— Как вы думаете, может ли искусство стать мостиком для налаживания отношений между двумя странами?
— Я надеюсь на это. Мне кажется, обычные люди очень отличаются от политиков. Люди в России невероятно душевные и гостеприимные, вечер открытия был тому подтверждением. Что также было знаково: приехали мои друзья из Швейцарии, из Великобритании, Соединенных Штатов, Португалии, Германии. И все мы были объединены искусством. Торжественное открытие стало очень приятным событием.
— Вы впервые в России?
— Нет, я приезжала в Сочи на Зимнюю олимпиаду, покаталась там на лыжах — мне очень понравилось! Но больше всего мне запомнились не горы, а люди, их радушие и теплота.
— Можно ли сказать, что у вас особенное отношение к Олимпиадам? Вы же были главным художником Олимпиады в Солт-Лейк-Сити в 2002 году.
— Да, для меня это действительно особенная тема. Но нужно отметить, что в мои обязанности не входило запечатлеть спорт, я все равно была художником-пейзажистом, и мои работы были нацелены на отображение окружающей красоты и природы.
— Правда ли, что одна из ваших студий сооружена вокруг ствола дерева?
— Абсолютно верно! Дом, по сути, в форме бублика, он окружает дерево, везде есть подсветка. Когда я вечером включаю свет, весь ствол мерцает.
— Это сделано для того, чтобы ловить естественный свет? Или это детская мечта — дом на дереве?
— Ни то, ни другое. У нас был участок, в центре его стояло замечательное огромное дерево, которое совершенно не хотелось сносить. Я пригласила архитектора, мы вместе разработали проект. Строго говоря, это не дом на дереве, он выстроен у подножья.
— Бывает такое, что вам не хочется оттуда выходить и вы проводите в мастерской несколько дней?
— В принципе, так и происходит. Я пишу каждый день, это моя страсть. Встаю утром с желанием пойти в студию и заняться любимым делом. Видите, у меня руки немножко опухшие? Потому что я каждый день рисую, и иногда мне приходится надевать специальную повязку, чтобы кисти не так страдали от многочасовой работы с краской.
— А вторая студия имеет какое-то отношение к виноградникам?
— Нет. Она находится на острове, это Martha's Vineyard, в нескольких километрах от Кейп-Кода, в штате Массачусетс.
— Выставка называется "Личный путь". Значит ли это, что она в некотором смысле итоговая?
— В некотором смысле — может быть. Но главной целью было подчеркнуть переход от реализма к абстрактному творчеству. На выставке есть семиминутное видео об этом, я включила его в экспозицию именно для того, чтобы зритель понимал, с чего я начинала и как развивалась.
— Мне показалось также, что вы любите форму квадрата — я права?
— Во-первых, мне кажется, что эта форма достаточно сложная для работы, а потому интересная. И конечно, это попытка выделиться, чем-то отличаться от других художников.
— Вы помните свое первое оформленное произведение?
— Есть такая работа, хотя я думала, что она не сохранилась. Я нашла ее лет десять назад: совершенно точно помню, что написала ее, учась в старших классах школы, это был натюрморт с растениями. Я вставила его в рамку, и теперь он висит у меня в студии как напоминание о самом начале.
— А из шедевров мировой живописи какие — ваши любимые?
— Большим источником вдохновения для меня является французский импрессионизм. Когда я вчера пришла в Эрмитаж и увидела эту коллекцию, эмоции били через край. Поэтому сегодня мы снова идем в Эрмитаж, чтобы посмотреть на это чудо еще раз.
— Вы могли бы обменять все свои работы на одни "Кувшинки" Моне?
— О да! Это совершенно волшебная картина, которую невозможно описать.