Воронежский финансист, член областной общественной палаты Александр Соловьев, который практически 20 лет возглавлял Сбербанк в Черноземье, осенью нынешнего года впервые раскрыл свои инвестиционные планы. Они в очередной раз доказали: господин Соловьев не сторонник стандартных решений и легких путей.
Фото: Олег Харсеев, Коммерсантъ
Уже в первом квартале 2018 года в центре Воронежа в здании площадью 4,5 тыс. кв. м должна начать работать крупнейшая частная клиника «Олимп здоровья», в которую господин Соловьев совместно с партнерами привлек более 0,5 млрд руб. Почему опытные бизнесмены иногда направляют средства в непрофильные отрасли с долгой окупаемостью, куда еще они вкладывают деньги и каким видят развитие региональной экономики в ближайшей перспективе — в эксклюзивном интервью Александра Соловьева.
— Судя по прогнозам экспертов МВФ, вы выбрали, мягко говоря, не самое благоприятное время для реализации крупного инвестпроекта, да еще в социальной сфере. Как бы вы сами охарактеризовали состояние отечественной экономики в конце 2017 года?
— Конечно, на эмоциональные ощущения очень сложно ориентироваться, но есть в определенной степени тревожность (несмотря на то что мы прошли точки падения экономики и начался рост), что сложные времена у нас еще впереди. Они могут быть связаны с теми событиями, которые мы не можем прогнозировать. Допустим, это ужесточение или отмена эмбарго в каких-либо отраслях.
Но заявления членов правительства о том, что следующий год пройдет с ростом реальных доходов населения, я воспринимаю позитивно. Ведь в целом все отрасли у нас работают, а определенное замедление темпов роста экономики, нулевые показатели или рост в 1–2% не всегда влияют на доходы населения.
Предприятия могут не получить прибыль или не увеличить объем производства валовой продукции, но при этом они будут удерживать рыночные показатели и тенденции на увеличение зарплаты своих сотрудников. А реальный рост доходов населения — это дальнейшее продвижение отечественной продукции внутри страны, что позволяет расширять объемы производства. То есть мне следующий год видится больше позитивным, чем негативным.
— В этой ситуации отечественные банки ведут осторожную политику с точки зрения кредитования, а ЦБ еще никак не закончит расчистку рынка. Тоже не лучшая мотивировка…
— То, что Центробанк наводит порядок, правильно и хорошо, давно надо было этим заниматься. Нам обещают, что через год-два ситуация на банковском рынке стабилизируется, но я понимаю, что и после этого внимание регулятора по-прежнему будет приковано к деятельности банков более серьезно, чем раньше. И это наиболее важно, на мой взгляд, для населения, которое должно понимать, где можно безбоязненно хранить деньги. Для промпредприятий большинство банков, которые сегодня ликвидируются, не составляют серьезную долю в кредитовании. Все же кредитование промышленности в основном осуществляет десяток крупнейших банков.
— Но история того же «Созвездия», у которого на счетах потерявшего лицензию Инвестбанка осталось более 2,5 млрд руб., говорит об обратном.
— Не наступайте мне на мозоль уникальными решениями некоторых управленцев. С этим концерном многие годы работал Сбербанк, поддерживал в тяжелое перестроечное время. Но в компанию пришел новый, не воронежский руководитель, и ему стало интереснее работать с определенным коммерческим банком.
Мы не можем, не имея фактов, делать из этого какие-либо выводы. Но, как правило, с небольшими банками работают только некоторые предприятия, в руководстве которых есть заинтересованные менеджеры. Либо они держат там под высокие проценты вклады как физлица, либо проводят сомнительные операции, которые не пропустят серьезные банки. Требовательность крупных банков сегодня довольно высокая. И это не все организации устраивает. Но если предприятие работает без серых схем и в соответствии с законом, то оно, естественно, не боится сотрудничать с основными участниками рынка.
Я не знаю, будет реализован этот проект или нет, но информация о желании правительства создать банк для кредитования ОПК лично у меня вызывает одобрение. Это должен быть отраслевой банк, где очень жестко должны контролироваться все операции, тогда будет меньше возможностей для мошенничества с госсредствами.
— Снижение ставки ЦБ будет продолжаться?
— Сегодня наметилась устойчивая тенденция к снижению ставки рефинансирования. Осторожность Центробанка в этом процессе можно понять, но, к сожалению, экономика ожидает более быстрых темпов. Если сравнивать темпы снижения даже с уровнем инфляции, то ставка должна быть еще ниже. Тогда экономика сможет восстанавливаться быстрее и выходить на расчетные показатели 5-6% к 2020 году. Иначе многие предприятия не смогут развиваться. Но банкам в этой ситуации стоит быть еще более внимательными, чтобы не выдавать подешевевшие кредиты предприятиям, которые не в состоянии их грамотно обслуживать.
— С начала второй волны кризиса мы наблюдаем банкротства в крупных аграрных компаниях, к примеру, в той же «Корнев Групп» в Тамбове. Не досматривают банки, получается?
— Говоря о контроле, я подразумевал работу банков с бюджетными организациями, не коммерческими. Что касается частников, то случаи банкротства крупных холдингов не прекратятся в ближайшее время. И причины тому абсолютно разные, часто не связанные с кризисными явлениями. Это, как правило, ошибки со стороны руководства, закредитованность, вложение денег без серьезной аналитики в отрасли, которые не могут дать плановую прибыль, то есть чаще всего, если это не мошеннические действия, мы имеем дело с просчетами в управлении. Финансовая устойчивость предприятий АПК зависит еще и от погодных условий, и от изменения цен на рынке. Например, в этом году хороший урожай зерновых, но цены «просели». Однако стоимость электроэнергии, ГСМ, удобрений все время увеличивается. Соответственно, себестоимость производства растет, а цена реализации продукции зачастую формируется даже отрицательной. В результате предприятие попадает в тяжелое финансовое положение.
— При этом госполитика не способствует борьбе с кризисными явлениями, про сдерживание аппетитов тех же монополий речи не идет.
— Вопрос не в том, должны или нет дорожать электроэнергия, ГСМ — это естественные процессы. Проблема в другом. Мы зачастую не можем спланировать потребности рынка и попадаем в перепроизводство, например, в сельском хозяйстве. Почему падают цены на продукцию АПК? В результате перепроизводства или открытия внутренних рынков для внешних производителей. Сахар еще зависит от мировых цен, которые обвалились в этом сезоне на 20–30%.
Из-за отсутствия планирования у нас складываются ситуации, при которых в стране сначала был недостаток в производстве свинины и мяса птицы, а сегодня уже избыток. Но внешние рынки, к сожалению, для многих компаний закрыты. Компании из Черноземья начали поставлять свою продукцию на восток, но это пока единичные примеры, а на запад нас еще не пускают. Конечно, хорошо, что мы научились повышать урожайность и увеличивать объемы продукции, но плохо, что мы не видим качественных ориентиров. Именно здесь должна вырабатываться госполитика продвижения продукции за пределы страны. Для этого необходимо и увеличить число грузовых терминалов на границах, и продолжать продвижение отечественных брендов на государственном уровне. Я вижу, что правительство стремится к расширению возможностей нашей промышленности и АПК, но хотелось бы большего.
Компании из Черноземья начали поставлять свою продукцию на восток, но это пока единичные примеры, а на запад нас еще не пускают. Конечно, хорошо, что мы научились повышать урожайность и увеличивать объемы продукции, но плохо, что мы не видим качественных ориентиров
Фото: Олег Харсеев
— В период санкций государство с новым усердием взялось за формирование бизнеса, разрабатывая госпрограммы под конкретные проекты, например, для развития тепличных комплексов, мраморной говядины, молочных ферм. В регионах с помощью госсубсидий создаются передовики производства. Считаете ли вы правильной такую политику?
— Благодаря тому, что государство определило приоритеты развития в АПК, мы ушли от продовольственной зависимости от зарубежных поставщиков, обеспечили продовольственную безопасность страны. Другое дело, что при грамотном планировании надо было раньше принимать решение по отраслям, которые выходят на достаточный объем производства, прекращать их льготное финансирование и высвобождающиеся средства переводить в другие сферы. К примеру, сегодня наш АПК крайне нуждается в собственном производстве семян. Семена свеклы мы закупаем почти на 90%. Очень большой объем работ в сельском хозяйстве мы выполняем на импортной технике. То есть мы одно из наиболее востребованных направлений экономики не можем обеспечить отечественной техникой. Но организация производства сельхозтехники без дотаций и госгарантий ее реализации невозможна.
Мы можем получать моральное удовлетворение от того, что кормим своей пшеницей зарубежье. Но только мы ее производим на чужой технике и семенах, поддерживая экономику других стран. Это же касается и других отраслей, например легкой промышленности.
Мы продолжаем продавать сырьевые ресурсы вместо того, чтобы торговать производимой продукцией. К примеру — поставки газа за рубеж. Но из газа делают множество продукции, начиная от минеральных удобрений, пластмассы и т.д. Если в РФ были бы построены несколько крупных заводов, мы бы сняли проблему снабжения удобрениями не только нашего АПК, но и стали бы больше поставлять на внешние рынки.
Позиция власти, что рынок сам себя отрегулирует, ошибочна для нашей страны. Нужно регулирующее воздействие. Я не призываю к плановой экономике, но можно создать систему стимулов для развития и продвижения тех отраслей, которые сделали бы нашу продукцию востребованной за границей.
— Вы сейчас сказали о тех отраслях, куда нужно инвестировать, причем с помощью государства, а куда сегодня следует вкладываться частному бизнесу?
— Отрасли те же самые, просто у частников на это не хватит ресурсов. А банки, боясь рисков, на такие проекты идут крайне редко. Куда выгоднее? Зависит от объема вложений. Если это небольшие средства, то лучше в сферу бытовых услуг, в мелкие аграрные хозяйства, переработку продукции АПК. Если есть крупные средства, то, конечно, это биотехнологии, переработка сырья разного вида. А вообще, если не знаешь, куда вложить, лучше отнеси деньги в банк.
— Но не в биткоины?
— Это мошенничество в сверхкрупных масштабах. И наш президент абсолютно прав, когда заявил, что ситуацию с биткоинами надо контролировать. В мире достаточно развиты системы взаиморасчетов, и выпускаемая государствами валюта обеспечена соответствующими ресурсами и обязательствами. А криптовалюта в своем большинстве практически не обеспечена, за ней нет контроля и учета. Выпуск денег — это функция государства. Оно контролирует эмиссию, чтобы не допустить банкротства, регулирует инфляционные процессы и т.д.
За всю жизнь я ни разу не играл на рынке ценных бумаг, хотя знания и информационная база позволяли бы получать хорошие деньги. Но зарабатывание денег на бумаге мне претит.
Считаю, что это удар по экономике. Одно дело, когда акции растут в связи с изменением объемов производства, стоимости продукции, а другое, когда рост определяет реклама или краткосрочные тренды.
Если предприятие работает без серых схем и в соответствии с законом, оно, естественно, не боится сотрудничать с основными участниками рынка
Фото: Олег Харсеев
— Почему вы решили инвестировать в медицину?
— Хорошо знакомое мне сельское хозяйство уже вышло в своем развитии на довольно высокий уровень, и я решил попробовать себя в другой сфере. Развитие частной медицины так или иначе поможет снять определенную напряженность при обеспечении качественного медицинского обслуживания населения. К сожалению, частный бизнес не может обслуживать пациентов бесплатно, но любое отвлечение людей, которые могут себе позволить оплатить медицинские услуги в частной клинике, — это освобождение мест для малообеспеченных граждан в государственных медучреждениях.
К тому же это развитие конкуренции между государством и частником, которая стимулирует развитие. Ведь если какую-то услугу могут качественно оказывать в частной клинике, то возникает вопрос: почему это не могут сделать в государственной? Сегодня мы видим активное развитие частной медицины в узких направлениях — стоматологии, диагностике, но это далеко не весь спектр услуг, необходимых потребителю. Многие люди, имеющие финансовые возможности, уезжают лечиться и обследоваться за границу. Мне бы хотелось, чтобы они могли это делать с аналогичным качеством, но дома, в Воронеже.
— А вас при этом не настораживает вопрос поиска кадров, которым предстоит работать на оборудовании стоимостью, как заявлялось, более 500 млн руб.?
— Я намерен инвестировать и в кадры. Вы правы в том, что купить современное оборудование — только полдела. Основная проблема в подготовке персонала и его квалификации. Поэтому в рамках проекта мы планируем активно развивать это направление, включая все возможные виды обучения и повышения квалификации, онлайн-консультации с московскими институтами и с западными клиниками. В свое время в сельское хозяйство тоже начинали внедрять передовые технологии и не хватало грамотных кадров. Но мы учились, крупнейшие проекты в животноводстве и птицеводстве на первых порах реализовывались под контролем западных специалистов. Этот опыт тиражировался, и последующая реализация шла собственными силами.
Должен сказать, что мы уже глубоко погрузились в кадровую тему и у нас достаточное количество врачей, которые по своей квалификации не хуже, а в чем-то и лучше своих западных коллег. Просто их мало кто знает, у них не было возможности работать на современной технике. Я не планирую, что наш медицинской центр будет высокорентабельным проектом, его срок окупаемости составит около 20 лет. Но кто-то должен начать комплексно осваивать медицинское направление. Вторая причина, по которой я решил с моими друзьями реализовать этот проект, — это внедрение в практику идеологии «семейного врача».
— Насколько ваши подходы можно сравнить с тем, что сейчас продвигает в медицине Белгородской области Евгений Савченко?
— Это близкие идеологии, но я не скажу, кто из нас был первым. В Белгороде планируется решить задачу масштабно, в целом по области, где участковый врач должен быть в каждом поселке с населением свыше 1,5 тыс. человек. Белгородский проект призван обеспечить достаточность медуслуг в месте проживания, многопрофильное обследование и лечение людей. Я пока это делаю для определенной части горожан и на базе частного бизнеса. У нас немного другие ориентиры — мы планируем активное продвижение услуги «семейный врач» и снижение рисков серьезных заболеваний наших пациентов за счет профилактики.
— В какие сроки вы рассчитываете открыть клинику?
— Мы наметили для себя март 2018 года. Это очень сжатые сроки, и хотя команда высшего менеджмента уже сформирована, мы можем не увидеть некие подводные камни, поэтому я допускаю колебание с открытием в пределах месяца-полутора.
Например, мы можем не учесть сложностей в установке и настройке какой-то техники. Это мне подсказывает 20-летний опыт работами с инвестпроектами. Может быть, не очень этично об этом говорить, но в реализации большей части крупных проектов с участием Сбербанка не только в Воронежской области, но и в соседних регионах, я принимал непосредственное участие: устраивал разбор проектов, следил за их сопровождением. Я был глубоко вовлечен во все процессы, так как все новые направления имеют очень высокие риски. Без этого опыта я бы опасался браться за реализацию проекта, подобного нашей клинике.
Основную часть персонала мы планируем подбирать по конкурсу в январе. Мне поступает довольно много звонков с советами, кого из врачей взять на работу, но критерий может быть только один — профессионализм. К сожалению, сегодня в медицине практически не развивается такое направление, как «семейный врач».
— Что вас натолкнуло на идею «семейного врача»?
— Мы в банке в первый раз провели профосмотр коллектива и выявили около 10 женщин с подозрениями на раковые заболевания. Это было для меня шоком. Оказалось, что они просто никогда не проходили обследования, хотя материально имели такую возможность.
У нас нет культуры заботиться о своем здоровье, и к врачу мы обращаемся уже в самом крайнем случае. Мне бы искренне хотелось, чтобы работа нашего центра изменила эту ситуацию.
— Вы сказали, что сами вникали в особенности реализации инвестпроектов. Это был личный интерес или необходимость?
— Во многих интервью я говорил, что по сути не являюсь банкиром, поэтому то, что я тогда делал в Сбербанке, было несвойственно руководителям банков. Я прошел школу производства, госслужбы, понимал проблемы экономики и видел возможности для их решения. Сегодня плеяда людей, которые приходят к управлению в банки, не имеет такого жизненного опыта, не в состоянии делать то, что пришлось мне. А это порождает боязнь рисков. Мы занимались инвестиционным кредитованием на свой страх и риск благодаря тому, что в то время высшее руководство банка доверило нам право принимать в этом направлении серьезные самостоятельные решения. Инвестиционный портфель Центрально-Черноземного банка тогда превышал 200 млрд руб., ни у одного территориального банка в системе Сбербанка такого и близко не было.
— Вы затронули тему эффективности управления, а как считаете, намерение государства погасить бюджетные долги регионам пойдет на пользу местным менеджерам и экономике субъектов?
— Если это будет кампанейщина, то нанесет вред российской экономике. Гасить бюджетные долги надо, но необходимо разбираться, откуда взялась задолженность. Если она стала причиной того, что региональная власть создавала новые рабочие места, развивала производства, обновляла инфраструктуру и в результате экономика продвинулась вперед, то, конечно, таким регионам надо дать второе дыхание, хотя бы частично списать долги или отсрочить их погашение. Но если выяснится, что это просто непомерные траты и самоуправство, деньги были использованы безрезультативно для региона, то, безусловно, надо принимать иное решение.
Отдельный вопрос, когда убирают губернатора, который наделал ошибок. Приходит новый человек, который не может нести ответственность за прошлое. Для таких случаев должен быть другой формат списания. Однако и новые руководители регионов должны понимать: да, нам пошли навстречу, но через определенное время мы должны показать хорошие темпы роста экономики.
— У нас в помощь губернатору работают собрание «Лидер», общественная плата, ТПП — масса институтов, которые должны улучшать связь между бизнесом и властью, гражданами. Как вам кажется, насколько эти структуры сегодня эффективны?
— Эти структуры более эффективны там, где к ним прислушиваются, а в руководство вводят людей, которые в состоянии выполнять свои функции неформально. Но здесь есть определенная тонкость. Критику никто не любит. А если в руководстве общественных формаций появляются люди принципиальные, которые не просто информируют о существующих проблемах, но и пытаются добиться их решения, то реакция может быть обратной: зачем нам такой активист на посту? Поэтому все зависит как от человека, стоящего у власти, так и от находящего во главе общественного института. По большому счету, я не думаю, что сегодня в России общественные организации высокоэффективны. К тому же ни одна из них не имеет вертикального представительства в разных социальных группах и не отражает мнения большинства.
— Вы объяснили, почему решили инвестировать в медицину, но при этом сказали, что отрасль АПК для вас уже слишком понятна. Что же вас побудило стать одним из акционеров ГК «Агро-Белогорье»?
— Вкладываются в бизнес двумя путями: деньгами и интеллектом. После ухода из банка я изначально определил для себя приоритетные компании — по способности менеджмента решать поставленные задачи, по уровню развития и стремлению к росту в дальнейшем. «Агро-Белогорье» сегодня не является представителем традиционного АПК. Эта группа компаний, помимо растениеводства и животноводства, развивает такие направления как садоводство, биотехнологии, альтернативные источники энергии. Компания внедряет инновационные подходы в производстве, то есть, выходит на совершенно другой уровень. Там оказался востребован мой опыт, и мне интересно его применять, участвовать в выработке стратегических решений. Сегодня нет компаний, в которые тебя пригласят соучредителем за одну фамилию, всем нужна отдача и результативность.