На Новой сцене Большого театра состоялась российская премьера одноактного балета Иржи Килиана на музыку Бриттена «Забытая земля». Рассказывает Татьяна Кузнецова.
Ольга Смирнова и Семен Чудин станцевали «Забытую землю» с классическим совершенством, благо арабесков там было предостаточно
Фото: Дамир Юсупов, Коммерсантъ
«Забытая земля», поставленная Иржи Килианом в 1981-м для Штутгартского балета, заменила в программе разнородных одноактных балетов «Симфонию псалмов» Стравинского, тоже килиановскую постановку 1978 года рождения. Худрук балета Большого Махар Вазиев не исключил появления со временем и третьего балета современного классика, чтобы составить трехчастный вечер Иржи Килиана. Идея прекрасная, но не свежая, даже в рамках отдельно взятой Москвы: килиановские одноактные балеты совсем недавно украшали афишу Музтеатра Станиславского. То были спектакли контрастные, разных периодов творчества хореографа. В Большом же предпочитают раннего Килиана — мятущегося, пафосного и более классичного.
Сам-то Килиан признавался, что, глядя на свои «ископаемые», чувствует себя «как в чистилище», обреченный бесконечно пребывать среди старых работ. Однако публике они не надоедают: красивые и гармоничные, даже когда живописуют разлад и хаос, в меру чувственные, в меру чувствительные, вроде бы бессюжетные, однако понятные (читаемых метафор в них предостаточно), эти балеты ласкают глаз и возвышают душу.
Духоподъемна и «Забытая земля», поставленная на музыку «Симфонии-реквиема». Той самой, которую Бенджамин Бриттен написал в 1940-м, по заказу японцев, к 2600-летию империи, и которую нежданно для заказчиков сочинил в форме католической заупокойной мессы, после чего заказ был предсказуемо аннулирован. Иржи Килиан выбрал эту музыку, когда был приглашен на постановку в Штутгартский балет: после смерти своего лидера Джона Крэнко труппа годами искала равноценный репертуар. Надо добавить, что покойный хореограф сыграл главную роль в судьбе Килиана: именно он в 1968 году пригласил на работу в Штутгарт талантливого чеха — тот уехал из родной Праги в разгар подавления Пражской весны, навсегда возненавидев СССР и его танки. Так что килиановский выбор реквиема и названия балета более чем закономерен.
Сам Килиан, впрочем, упоминает другие источники вдохновения: суровое море, на берегах которого вырос Бриттен, и картину Эдварда Мунка «Танец жизни», живописующую трех женщин разного возраста и жизненного опыта. Следуя за хореографом, художник Джон Макфарлейн изобразил на заднике свинцовый океан, заканчивающийся у сцены сугубо материальными железными трубами волн, а трех главных солисток и сопровождающих их партнеров одел в «мунковские» цвета: черный, красный и бело-сливочный. В балете действуют еще три, «переходные» пары — серая, розоватая и бежевая, играющие роль неких пластических полутонов. Вторые партии построены на смягченных вариантах комбинаций главных пар либо синхронно дублируют их движения. В Штутгарте премьеру танцевали ведущие солисты и премьеры труппы. В Большом ассистенты Килиана Стефан Жеромски и Лоррен Блуан для первого состава тоже выбрали лучших, наиболее приспособленных к изучению «иностранных» пластических языков: Ольгу Смирнову и Семена Чудина (пара в белом), Екатерину Шипулину и Владислава Лантратова (пара в черном), Янину Париенко и Вячеслава Лопатина (пара в красном).
Танцевали все хорошо: вдохновенно, эмоционально, красиво по линиям, широко по амплитуде, ровно по рисунку. Однако это был «русский перевод». Знаменитую килиановскую кантилену — безостановочный поток импульсивных движений — российские солисты трансформировали в классическом стиле: с яркими акцентами поз в адажио, эффектной фиксацией верхних поддержек и невольным подчеркиванием технических виртуозностей. Горизонталь «океанских» волн исходной хореографии обернулась вертикалью контрастных всплесков и падений; привнесенный Килианом из танца модерн выдох-contraction превратился в нарочитое округление спины. И хотя работавшая с артистами Лоррен Блуан — всемирно признанный специалист по снятию телесных зажимов, разбить за полтора месяца стальной корсет мышц классических солистов, не перестающих при этом танцевать академический репертуар, не под силу и ей. Да и надо ли? Все равно для России любой Килиан — не забытая, а все еще заново открываемая земля.